У Сяо Ху задрожали руки, дыхание стало учащенным. Он подумал об Инь‑Инь. О матери, чей организм отравлен ртутью. О ее пустых, безжизненных глазах. Лу ждал ответа.
– Нет, – одними губами пролепетал Сяо Ху.
– Кроме того, я слышал, что ваш отец собирается предъявить иск «Саньлитуню». Это правда?
Сяо Ху молча кивнул. Сердце упало.
– Что произошло с вашей семьей? – Голос Лу сорвался на визг. – Вашего отца будут допрашивать в полиции. Такие разговоры могут длиться часами, сутками, неделями. Кто все это время будет заботиться о больной?
Сяо Ху понял, что настал решающий момент. Ему было что возразить. Он мог бы рассказать о других больных. О мертвых кошках. О лабораторных исследованиях. О журналисте Ване. Но голова плохо соображала, и чем дольше длилось молчание, тем отчетливее понимал Сяо Ху, что время уходит. Решимость его затухала, как накрытый колпачком язычок пламени. Переполнявшая его холодная невозмутимость словно вытесняла его из собственного тела. В какой‑то момент Сяо Ху почувствовал, что смотрит на ситуацию глазами незаинтересованного зрителя, откуда‑то со стороны или даже сверху – на эту прокуренную комнату, на сестру, деревню, людей. Как будто глядит в заднее стекло удаляющегося по дороге автомобиля, а сестра, Да Лун и Минь Фан машут ему вслед. Он видел, как постепенно уменьшались их фигурки, пока совсем не исчезли вдали.
– Отец вне себя от горя, – услышал Сяо Ху собственный голос.
– Но вам‑то это не к лицу, – укоризненно заметил Лу. – Вы должны держать себя в руках.
– Я знаю, – одними губами прошептал Сяо Ху.
– Так уладьте это дело! – приказал Лу. – Поговорите с отцом. Он должен написать письмо вашей сестре. Пусть извинится перед фабрикой, которую она оклеветала. Будет обидно, если вы пострадаете из‑за безответственного поведения своей семьи.
Лу снял с полки вскипевший электрический чайник, две чашки, в которые бросил по несколько чайных листьев, и молча поставил одну из них перед Сяо Ху.
– Я уже говорил с товарищами из «Саньлитуня», – неожиданно мягко продолжил он. – Их тронула трагедия, случившаяся с вашей матерью, и они изъявили желание вам помочь. Предприятие готово выплатить вашей семье пятьдесят тысяч юаней. Это великодушный жест после той клеветы, что возвела на них ваша сестра.
– И?.. – насторожился Сяо Ху, который не понаслышке знал, что рисовые зерна не сыплются с неба.
– Взамен «Саньлитунь» требует от вашей семьи письменных обещаний не возбуждать впредь никаких дел и не требовать компенсации.
Сяо Ху задумался. Пятьдесят тысяч юаней. Трудно сказать, много это или мало, все зависит от того, чем мерить. Это вдвое больше годового жалованья его отца‑инженера. Но Сяо Ху на бирже, бывало, и за день выигрывал больше. Насмешка, если «Саньлитунь» действительно виновен в болезни матери, и все же лучше, чем ничего. Цена человеческой жизни? Что ж, не самая низкая.
– Это действительно великодушный жест. – Сяо Ху сам испугался, настолько чужим показался ему вдруг собственный голос. Он будто бы играл роль в кино. – Обещаю поговорить с отцом. Могу я увидеть свою сестру?
– Нет. Она не в Шанхае.
– Где же она? – (Лу затряс головой.) – Скажите, по крайней мере, с ней все в порядке?
– Поговорите с отцом, – повторил Лу. – Мы ждем вашего ответа самое позднее послезавтра.
XVII
Моложавый краснощекий пограничник посмотрел на него подозрительно. Может, Полу так показалось? Но сегодня пересечение границы заняло у него больше времени, чем обычно. У турникета он почему‑то пропустил вперед женщину, которая стояла за ним. Руки дрожали, Пол думал только о том, как бы себя не выдать. Чтобы хоть как‑то отвлечься, начал представлять себе очередь у турникета, потом вымученно улыбался пограничнику. Что же такое с ним произошло? Вот уже в который раз Пол убеждал себя: волнения напрасны, в худшем случае ему откажут во въезде, отошлют обратно в Гонконг. Но моложавый мужчина в форме ни слова не говоря вернул ему документы и чуть заметно кивнул.
Потом Пол почти два часа ехал в такси. Кристина забронировала номер в «Новой Азии» – недорогом отеле, популярном среди туристов из Европы. Там, полагала она, Пол меньше будет привлекать внимание.