Голос в радиоэфире

– Я горжусь тобой, дорогая. Ты стараешься защитить маму с папой. Ты понимаешь, что они могут не перенести такого удара, поэтому ничего не говоришь. Ты сильная, Дженни. И я тобой горжусь.

В комнате было тихо. Брайан чувствовал, как солнце припекает спину. Бутылка кока-колы в руке была холодной, и он слышал, как маленькие пузырьки поднимались со дна и с тихим треском лопались на поверхности, словно это были их сердца.

– Что мне теперь делать? – спросила Дженни.

О, этот извечный вопрос: «А что дальше?»

– Жить дальше. Оставить боль в прошлом. У нас есть одна чудесная возможность – оставить позади то, что было. То, что тебя когда-то украли. Ханна – тоже в прошлом. Те потерянные двенадцать лет нашей семьи – тоже в прошлом. А теперь, мне кажется, тебе пора оставить в прошлом и Рива.

В тот момент, когда Рив впился зубами в огромный бутерброд с индейкой на ржаном хлебе, ему казалось, что жизнь налаживается. Он сможет вернуть Дженни, он сможет…

Нет, стоп.

Не сможет.

В этом смысле смерть Ханны ничего не изменила. Голос Рива оставался голосом, который принес ей много боли. Дженни не была вещью, за которой можно было сходить и принести. Если бы только он мог рассказать ей то, что сообщила Лиззи! Но она совершенно справедливо имела право его заткнуть, потому что он, как компьютерный вирус, превратил ее из человека по имени Дженни в программу под названием «Дженни».

Надо держаться от WSCK подальше, как Ханне от сект, а алкоголикам от бутылки. Может, Винни был прав, может, Рив действительно подсел на звук собственного голоса?

Он глубоко засунул руки в карманы штанов и вышел на задний двор, где росли сосны. Его появление спугнуло стайку синиц и овсянок.

Ему не терпелось поделиться с миром потрясающими новостями – тогда на радио позвонила не Ханна! Но никого это известие совершенно не волновало. Надо было научиться перестать делиться великими новостями. Именно это качество и загнало его в угол, в котором он сейчас оказался. Все от того, что он слишком любил делиться.

Джоди задумалась, а что она должна оставить в прошлом.

«Я позволяю Риву и какой-то радиостанции диктовать условия моей жизни. Я позволяю ему решать за меня, в каком колледже учиться и в каком городе жить. Я хочу, чтобы этот Рив стал частью прошлого. Я хочу принимать решения, не оглядываясь на него».

Ей стало как-то легче на душе. Будущее будет таким, каким она его сама сделает.

Брайан думал о прошлом и об истории. Она для него была чем-то живым. История и прошлое его семьи будут жить так долго, пока живы члены семьи. Можно ли забыть плохое? И стоит ли? Может, никогда не стоит забывать прошлое и историю? Может, стоит помнить плохое, чтобы оно никогда не повторялось? И помнить хорошее, чтобы в будущем его стало больше?

Дженни тоже думала о прошлом. Там был Рив. Ей очень не хотелось ставить на нем крест, не хотелось о нем забыть. Однако, как показала жизнь, сам Рив совершенно спокойно мог забыть о ней. Девушка знала, в какую хранящуюся в темноте коробочку надо спрятать воспоминания. Но ей все еще казалось, что она его любит.

Мама Дженни тоже думала о прошлом. Ее потерявшаяся на много лет дочь наконец сказала «мы». Она назвала их «мамой» и «папой». Эта дочь хотела увидеться на Рождество со Стивеном. Исчезнувший ребенок назвал ее матерью, позволил себя обнять, целовать, раскачивать и утешать.

«Моя дочь вернулась домой, – подумала женщина. – Больше не надо ждать. Она вернулась в родной дом. Вернулась на эти выходные, не на всю жизнь, но наконец-то пришла».

Дочь, которую она едва знала, подняла заплаканное лицо.

– Я понимаю, что не должна этого чувствовать, но часть моей души все еще любит Рива.

Как прекрасно ее лицо! Каким дорогим оно было для матери.

– Конечно, – ответила мать. – Он тебя любил, мы все это видели. И ты любила его. Он придавал тебе сил, когда тебе было нужно.

– А потом предал ее и продал, – напомнила Джоди. – И не потому, что ему это было необходимо. Просто так, показухи ради.

«Я уверена, у Джоди были сильные перепады настроения, – подумала Дженни. – Готова поспорить, что она пинком ноги закрывала двери и отрывала головы своим Барби».

– Тем не менее, – произнесла мама, – надо все учитывать. Он подло повел себя по отношению к тебе и по отношению к нам. Конечно, есть причины, по которым его можно ненавидеть.

Но в ее глазах девушка не видела ни злости, ни ненависти. На лице было выражение, похожее на то, которое она уже видела на лице отца после того объятия: «наконец-то-я-могу-спокойно-вздохнуть».

– Было время, когда он был прекрасен, – произнесла миссис Спринг, – и за это я ему благодарна.

Дженни прикоснулась к руке матери. В это время года Дженни предпочитала одеваться в рубашки с длинными рукавами и свитера, а женщина была в одной футболке. Кожа ее была теплой и загорелой. Девушка снова подумала про Барби – они всегда теплые на ощупь, загорелые и никогда не меняются. А вот живые люди меняются. И всегда превращаются во что-то совершенно непредсказуемое.

Девушка не думала о Риве, она думала о себе самой.

«Я – Джен Спринг. Я – дочь этой женщины».