Голос вождя

— Товарищ Дубинин с начала войны застрелил так много немцев, что их хватило бы на батальон… Вот с кого нашим бойцам надо пример брать! — с некоторым воодушевлением начал говорить Иосиф Виссарионович, но неожиданно тихо закончил: — Жаль, что мне до сих пор так и не удалось его увидеть! Поговорили бы… о жизни, о смерти, о душе…

В кабинете повисла долгая пауза, пока нарком не махнул Сереге рукой: продолжай, мол, не сиди, как пень!

— Через некоторое время мы поняли, что для передвижений по городу диверсанты используют подземные коммуникации и подвалы домов. Причем ходили, твари, как у себя дома — наши поисковые группы с собаками несколько раз находили их следы, но тем удавалось уйти. Однако ближе к вечеру нам удалось локализовать район пребывания ядра вражеской группы и их пленников. Перекрыв все входы и выходы, даже люки канализации и подвальные окна, мы начали тотальное прочесывание и в то же время провоцировали немцев. К примеру, в разных местах оставили целые, на ходу, полуторки — одну из них и захватили немцы.

— Хитро! — одобрительно проворчал Сталин.

— На пути вероятного движения машины мы поставили пять засад. И в одну из них немцы и угодили. Прицельным огнем нам удалось положить там больше половины немецкой группы.

— Не боялись зацепить Дубинина и женщину? — строго спросил Иосиф Виссарионович.

— Нет, товарищ Сталин! — решительно мотнул головой Серега. — Я лично инструктировал бойцов — приказ был стрелять одиночными только по хорошо видимой цели. Пулеметный огонь мы, конечно, вели, но скорее для психологического давления — поверх голов. Мы бы их там всех и положили, но тут начался вражеский авианалет. Как потом выяснилось — его вызвал командир диверсантов. Хотел прорваться из города под его прикрытием. Но прорваться не вышло, и уцелевшие диверсанты снова ушли в подвалы. На этот раз мы шли за ними по пятам и точно знали, где находятся враги в каждый момент времени. Мало того — мы их гнали в нужном нам направлении и в конце концов загнали! Хотя сами немцы думали, что выбрали идеальное место для того, чтобы спрятаться — в том подвале, возле заброшенного овощехранилища, было целых четыре выхода! Диверсанты до последнего момента были уверены, что им есть куда отступить!

— А на самом деле? — азартно спросил Сталин.

— Это была заранее подготовленная ловушка! Мы отлично просчитали их действия и поняли, как их повязать! Ночью наши саперы аккуратно взорвали три выхода из четырех, а на оставшемся единственном выходе установили большую засаду.

— Но ведь темнота, как вы собирались стрелять? — Иосиф Виссарионович даже ладонью по столу хлопнул от волнения.

— Мы установили два мощных зенитных прожектора! — с довольной улыбкой ответил Серега. — И когда диверсанты вышли на открытое место, их ослепили, а потом сняли наши снайперы! А на оставшихся в укрытии я напал сам со своими самыми лучшими бойцами. Но товарищ Дубинин сам справился — завязал драку с командиром немцев, что помогло нам взять его живым и невредимым!

— Ай, молодец! — воскликнул Сталин. — И вы тоже молодцы! Надо же до чего додумались! Прожекторы…

— Командиром диверсантов оказался бывший офицер белой армии Птицын. У немцев он числился под именем гауптмана Фогеля.

— Хм… Птицын… Фогель… Смешно! — без улыбки сказал Сталин и повернулся к Берии: — Лаврентий, его допросили?

— Конечно, Коба! — кивнул нарком. — Фогель-Птицын запираться не стал и рассказал много чего интересного. По его словам, подробной схемой минских подвалов их снабдил местный житель, ранее занимавший видный пост в республиканском правительстве.

— Даже так?

— Да, Коба. Мы проверили — этот тип сейчас эвакуирован в Ташкент. Рубить сплеча не стали — пока установили за ним наблюдение. Также Фогель сообщил пароли, явки, имена агентов в Минске, Барановичах и Могилеве… Я тебе копию протокола принес.

— Потом прочитаю! — сказал Иосиф Виссарионович и развернулся к Наметову. — Мне докладывали, что Дубинин был ранен, это верно?

— Да, товарищ Сталин! Но ему сразу оказали помощь!

— Хорошо! А теперь расскажите нам о бомбежке поезда.

Наметов поежился.

— Это был очень неприятный момент, товарищ Сталин, — признался он. — Я и раньше терял товарища комиссара… Месяц назад, когда мы уже почти вышли к своим, снаряд упал буквально у его ног! Товарища Дубинина не стало, а потом… Он вдруг оказался жив и здоров… Правда, ненадолго…

— Каким образом уцелели вы и ваш отряд? — вкрадчиво спросил Иосиф Виссарионович. — Ни одного убитого и даже раненого, а ведь в вагон, в котором вы ехали, угодило две бомбы — одна попала в купе Дубинина и Сморкаловой, другая — в тамбур. Те, кого вы сопровождали, исчезли, а вы остались живы.

Наметов побурел.

— Не з-знаю, товарищ Сталин, — ответил он с запинкой. — Я находился в соседнем купе, я и еще трое. Другие стояли в коридоре, а там стенки тоненькие везде… Когда рванула бомба, я ощутил сильный толчок — и вылетел прочь, упав в кусты метрах в пятнадцати от насыпи. И другие точно так же — всех вынесло взрывной волной! У меня и у ребят синячищи да ссадины, но это даже не раны, а так, мелочи жизни. Повезло!