Они почувствовали это далеко от линии прибоя. За пределами досягаемости любого каноэ, где-то посреди моря что-то шевельнулось внутри них. «Пора», – услышали они древний зов крови и плоти, и серебристо-чешуйчатые тела, как стрелки компаса, повернулись в направлении дома. Они плывут со всех сторон, собираясь в огромные стаи, что затрудняет их движение. По мере приближения к цели вся вода на их пути сверкает от серебристых тел. Когда-то ушедший в море блудный лосось возвращается домой.
Береговая линия в этих местах изобилует бесчисленными бухтами, она укрыта туманом и прорезана речушками, вытекающими из дождевых лесов. Здесь легко заблудиться, потеряв ориентиры в пелене тумана. Густой хвойный лес подходит к самому берегу, скрывая за темными плащами елей приметы родных берегов. Старейшины рассказывают о пропавших каноэ, позже выброшенных волнами на этот песчаный берег. Если рыбаки долго не возвращаются, их родственники спускаются на берег и разжигают большой костер в надежде, что этот маяк укажет дорогу к дому. Когда нагруженные дарами моря каноэ приближаются, добытчиков приветствуют песнями и танцами, вознаграждая за все, что им пришлось претерпеть, радостной встречей и выражением благодарности.
Так уж повелось, что люди готовятся к возвращению соплеменников, которые приносят им добычу в утробе своих каноэ. Они смотрят на море и ждут. Женщины пришивают на свои лучшие платья для танцев еще один ряд ракушек, складывают ольховые дрова для праздничного застолья и затачивают шпажки из веточек черники. Штопая сети, они вспоминают старые песни. Но их братьев все еще нет. Женщины выходят на берег и вглядываются в морские дали. Может, они заблудились? Может, потерялись в море или не уверены, что их по-прежнему ждут на берегу?
Дожди запаздывают, уровень воды спадает, сухие пыльные тропинки в лесу покрылись желтым слоем хвои. Травы на мысе сохнут и буреют, нет даже тумана, чтобы увлажнить их.
А в это время далеко за грохочущим прибоем, за пределами досягаемости каноэ, в чернильной тьме, поглощающей свет, они продолжают двигаться как единый организм, не сворачивая ни на восток, ни на запад.
В сумерках человек идет по тропинке с узелком в руке. Он находит нужное место, кладет кору кедра и сухую траву, добавляет горячие кусочки угля и своим дыханием помогает костру разгореться. Язычки пламени заплясали и затем пропали. Дым клубится вокруг чернеющей травы, а затем появляется огонь, охватывая один стебель за другим. По всему мысу люди делают то же самое, создавая потрескивающую цепь костров. Белый дым, клубясь, поднимается вверх в угасающем свете дня, и огни все дальше продвигаются по склону, пока его очертания не высветятся в ночной мгле. Это маяк для братьев, которых ждут дома.
Горит сухая трава. Огонь разносится ветром, пока влажная зеленая стена леса не останавливает его. На высоте тысяча четыреста футов над прибоем мыс пылает, как башня, охваченная огнем, – мощная вспышка желтых, оранжевых и красных языков пламени. Над пылающей землей поднимаются клубы дыма, которые на фоне ночи кажутся белыми с лососево-розовым подпалом. Это выглядит как призыв: «Придите, придите, плоть от плоти моей! Мои братья! Возвращайтесь к реке, где вы появились на свет! Мы устроим пир в вашу честь!»
Далеко в море, куда не доплывет ни одно каноэ, на черном как смоль берегу возникает маленькая точка света, словно мерцающая в темноте спичка, маячок под белым шлейфом дыма, плывущего вдоль берега и смешивающегося с туманом. Искра в безбрежном просторе.
Время пришло. Как единое целое, они устремляются на восток, к берегам своей родной реки. Почувствовав вкус ее воды, они останавливаются, чтобы передохнуть в успокаивающих волнах прибоя. В воде, на фоне сверкающих серебристых чешуек, отражается башня пламени на высоком мысе, и языки огня лижут гребни волн.
К восходу солнца мыс становится серо-белым, будто припорошенный ранним снежком. Прибрежный ветер разносит пепел и запах сгоревшей травы, осыпая деревья внизу. Но никто этого не замечает, потому что все стоят на берегу реки и поют приветственную песнь со словами благодарности за еду, плывущую вверх по реке плавник к плавнику. Сети без дела лежат на берегу, а гарпуны остаются висеть на стенах домов. Первые косяки рыб не трогают, позволяя вождям с крючковатыми челюстями вести остальных и донести до своих родственников, живущих выше по реке, что люди благодарны им и преисполнены уважения.