Ее статистический анализ был всесторонним и доскональным, но вряд ли ей требовались графики в качестве доказательств. Уже с противоположного края луга была заметна разница: некоторые участки переливались золотисто-зеленым глянцем, тогда как другие были тусклыми и побуревшими. Критические замечания членов комитета до сих пор звучали у нее в голове: «
Самым неожиданным результатом для всех оппонентов стало то, что в результате эксперимента пострадали не те участки, с которых собирали урожай, как было предсказано учеными, а контрольные. Сладкая трава, которую никто не собирал и никоим образом не тревожил, была засорена отмершими стеблями, в то время как трава на участках для сбора урожая процветала. Несмотря на то что каждый год с опытных участков собирали половину всех стеблей, они очень быстро отрастали, полностью восстанавливая свою популяцию и даже производя больше побегов, чем было до сбора урожая. Похоже, что сбор сладкой травы стимулировал ее рост. После первого сбора урожая травы лучше всего росли там, где их вырывали пучками, вместе с корнями. Независимо от того, отщипывали ли травинки по одной или выдергивали пучком, результат был примерно одинаков: не имело значения, каким способом собирают траву, главное, что ее собирают.
Члены комитета, рассматривавшие дипломный проект Лори, с самого начала исключали такую возможность. Их учили тому, что сбор урожая ведет к уменьшению популяции. Но сама трава недвусмысленно доказала обратное. После того как Лори пропесочили на комитете по время представления своего исследовательского проекта, можно догадаться, как она боялась защиты диплома. Но у нее было одно неоспоримое преимущество, которое скептично настроенные ученые ценят превыше всего, – результаты эксперимента. Пока Селия мирно спала на руках гордого отца, Лори представляла на суд университетских профессоров свои графики и таблицы, демонстрируя, как процветает сладкая трава, когда ее собирают, и как она вымирает, если ее не трогают. Сомневающийся декан молчал. Мастера-корзинщики улыбались.
Мы все – продукт нашего мировоззрения, даже ученые, которые претендуют на абсолютную объективность. Их представления относительно сладкой травы соответствовали взглядам западной науки, согласно которым человек противостоит «природе» и оценивает свои взаимоотношения с другими видами преимущественно как негативные. Их учили, что лучший способ защитить сокращающиеся виды – это оставить их в покое и не подпускать к ним людей. Но травяные луга говорят нам о том, что для сладкой травы люди являются частью экосистемы, причем жизненно важной. Возможно, ученым-экологам выводы Лори могли показаться чем-то удивительным, но они полностью соответствовали теории, озвученной нашими предками:
«Похоже, ваш эксперимент оказался очень эффективным, – заметил декан. – Но как вы это объясняете? Не хотите же вы сказать, что трава, которую не собирали, была оскорблена тем, что ее игнорировали? Какой механизм ответственен за это?»
Лори признала, что в научной литературе нет объяснений взаимодействия сладкой травы и ее сборщиков, так как подобные вопросы в целом считались не заслуживающими внимания ученых. Она обратилась к тем исследованиям, в которых изучалось, как трава реагирует на другие факторы, такие как пожар или выпас скота. Она обнаружила, что отмеченный ею усиленный рост травы был хорошо известен многим узким специалистам. В конце концов, трава прекрасно адаптируется к разным воздействиям – вот почему мы засеваем лужайки. Когда мы косим ее, она растет быстрее. Точки роста трав располагаются сразу под поверхностью почвы, поэтому в случае срезания газонокосилкой, поедания животным или выжигания огнем они быстро восстанавливаются.
Она объяснила, что в результате сбора урожая травы ее популяция сокращалась, позволяя оставшимся росткам реагировать на появление дополнительного пространства и света быстрым размножением. Даже метод выдергивания травы приносил пользу. Расположенный под землей стебель, соединяющий побеги, усеян почками. Когда его аккуратно тянут, стебель ломается и все эти почки дают цветущие молодые побеги, которые заполняют пустоты.