– И в самом деле, так оно и вышло, стоило нам приблизиться! Волны вспыхнули так, что…
И Пароль продолжал свой рассказ, отчаянно, громогласно, без оглядки громоздя выдумку на выдумку и не замечая ничего вокруг. Однако дон Хуан обнаружил, что, как ни странно, целиком поглощен небылицами. Почти против собственной воли, он спихнул с места какую-то мелкую сошку, расположившуюся рядом с сэром Тоби, и сел.
– Что это за место? – спрашивает Бенедикт. – Видал я и пустынные берега, и прочие пустыни и пустоши по всему миру, но такого, да еще в одном-единственном шаге от той аполлонийской улочки…
– Мы – меж страниц книги мироздания, – напряженно отвечает Елена, крепко сжимая в руках серебряную фляжку. – Каждая сцена, каждый миг наших жизней рождается на этих страницах, прежде чем наступить для нас. Мы – там, где никому из нас быть не положено.
– Так зачем же вы привели нас сюда? – шепчет Ганимед, изо всех сил прижимая к себе свой лук.
– Затем, что это место – не просто в одном шаге от покинутой нами аполлонийской улочки. Оно в одном шаге отовсюду – от любого города и лесной чащи, от всех выжженных пустошей, безлюдных островов и губительных прибрежных скал в мире, – встряхнув фляжку, Елена внимательно вслушивается в то, что происходит внутри. – Если только найти нужный выход, я могла бы отвести вас в Египет и потревожить саму Клеопатру, или на римский форум, своими глазами взглянуть, как умер Цезарь. Я могу отвести вас в Венецию, в Верону, в Лондон – в тот кровавый замок, для благородных пэров роковой, или в Эльсинор – нужно только знать, каким путем идти…
– А по-моему – точь-в-точь как фиглярские подмостки, – слегка разочарованно замечает юноша.
– Да, ведь любой театр есть целый мир, – объявляет Елена. – И нас в эту минуту больше всего заботят выходы и уходы. Иными словами, входы и выходы.
– А нет ли здесь выхода в Милан? – спрашивает Бенедикт.
Елена смеется.
– Я ведь сказала, что мы можем шагнуть отсюда в древний Рим, а вы еще спрашиваете о Милане! Да-да, в Милан, но… но… – Елена вглядывается в пространство за кулисами, и ее лицо становится печальным и задумчивым. – Однако, я вижу, там расставлены декорации совсем иной пьесы. Там – комната в башне Просперо в миг его смерти.
– Старый Просперо при смерти уже не первое поколение, – усмехается Бенедикт, но Елена поднимает руку, призывая его к молчанию.
– И все же он достигнет этой неизведанной страны быстрее, чем мы можем достичь Милана, – шепчет она в ответ.
Юный арденец разочарованно стискивает кулак.
– Но ведь мы… Если мы можем попасть во времена древнего Рима, то отчего не пройти во вчерашний Милан?
– Оттого, что вчерашний Милан принадлежит Гекате, а с ней мне не тягаться. Мы сможем увидеть лишь завтрашний Милан, где уже нет Просперо.
– Тогда зачем? Зачем нам это все? – восклицает Бенедикт.
– Ч-шшш, – отвечает Елена. – О Милане подумаем позже. Теперь же сделаем шаг покороче. Идемте в гарнизонную крепость и спасем вашего принца.
– Итак, куда нам? – с готовностью кивает Бенедикт.
Елена снова встряхивает фляжку и сосредоточенно прислушивается.
– Подождите, не мешайте. Конечно, послушать, как Марк Антоний властвует над толпой, было бы прекрасно, однако Древний Рим – не то место, куда стоит попадать по ошибке. А есть и множество путей, ведущих в те места, которых в мире нет.
Ганимед тревожно оглядывается, но любопытство в нем пересиливает страх:
– Это в какие же?
Елена смотрит со сцены – со страницы – прямо на тебя, оценивающе глядит тебе в глаза, подводя итог твоим словам и делам.
– Весьма странные места, – говорит она. – Возможно, я навещу их, покончив с нашими делами. Всегда чувствовала, что стены нашего мира мне тесны. В конце концов, разве я не заслуживаю сцены попросторнее?
Бенедикт дипломатично кашляет.
– Сударыня доктор, нас ждет гарнизонная крепость, – напоминает он.
Елена улыбается в ответ. Ее улыбка заставляет Бенедикта невольно отступить на шаг, но целительница тут же соглашается:
– Да, конечно.
Выбрав выход, Елена уходит со сцены, уводя за кулисы спутников. Перед тем как исчезнуть, она вновь оглядывается на тебя. Впрочем, ее прощальный взгляд столь мимолетен, что это могло тебе и почудиться.