Голоса деймонов

И эта последовательность не просто важна, а очень важна. Если вы перечитаете все сказки братьев Гримм, как недавно сделал я, и если структура некоторых историй покажется вам особенно стройной и четкой, то велика вероятность, что это окажутся сказки, записанные со слов Доротеи Фиманн. Эта вдова моряка, торговавшая овощами и фруктами, подарила братьям Гримм тридцать пять историй, в числе которых такие замечательные, как «Верный Иоганн», «Черт с тремя золотыми волосками» и «Гусятница». По словам братьев Гримм, Доротея обладала необыкновенным талантом: сперва она рассказывала сказку живо и ярко, а потом повторяла ее с самого начала точно в тех же самых словах, но уже не торопясь и делая паузы, чтобы можно было записать все дословно. Надо полагать, прежде чем приступить к рассказу, она прокручивала каждую сказку в голове много раз, убирая все лишнее и расставляя в самом лучшем порядке все необходимое.

И, разумеется, не добавляя ничего литературного. Большинство современных литературных сказок, на мой взгляд, откровенно чудовищны: они жеманны, искусственны и демонстративны; они хвастливы, снисходительны или грубы; они как будто пихают нас локтем в бок или подмигивают — посмотри, мол, как мы умны, или полны сострадания, или политкорректны. Ну их! Великим народным сказкам и дела нет до всех этих ухищрений. Как сказал американский поэт Джеймс Меррил, их «слог так гладок, словно за столетья / Его отшлифовали языки / Бесчисленных сказителей былого — / От старца до юнца, как на подбор, / Спокойных, безмятежных, безымянных».

Вот пример подобного слога из сказки братьев Гримм «Братец и сестрица»:

Наступила полночь, и все уже спали; и вот увидела мамка, сидевшая в детской у колыбели, — она одна только в доме не спала, — как открылись двери и в комнату вошла настоящая королева. Она взяла на руки из колыбели ребенка и стала его кормить грудью. Потом взбила ему подушечку, уложила его опять в колыбельку и укрыла одеяльцем.

Но не забыла она и про козлика, заглянула в угол, где он лежал, и погладила его по спине. Потом тихонько вышла через дверь; мамка на другое утро спросила стражу, не заходил ли кто ночью в замок, но сторожа ответили:

— Нет, мы никого не видали.

Так являлась она много ночей подряд и ни разу при этом не обмолвилась словом. Мамка каждый раз ее видела, но сказать о том никому не решалась.

Можно было бы открыть сборник сказок братьев Гримм на любой странице и привести в пример любой отрывок, но мне захотелось найти такой, в котором будет слово «полночь» — в продолжение темы, заданной Дэвидом Копперфилдом, и в честь старинных часов из повести Филиппы Пирс.

Так или иначе, этот слог — безымянный, безмятежный и не ведающий ни тени сомнения — словно говорит нам: «Вот что произошло». События определенно остались в прошлом — когда-то давным-давно. Голос рассказчика точно знает, что это были за события, в какой последовательности они происходили и как изложить эти события ясно и недвусмысленно. (Для литературного текста двусмысленность вполне может быть достоинством. Кто, например, способен с полной уверенностью сказать, что именно подразумевает Генри Джеймс в тех или иных пассажах? Привидения из «Поворота винта» — это объективная реальность или плод расстроенного ума несчастной гувернантки? Этого не знает никто, и насколько менее интересной стала бы история, если бы мы это знали!)

Но в народной сказке нет никаких двусмысленностей. Королева из сказки «Братец и сестрица» вне всякого сомнения мертва; мы даже знаем, где спрятано ее тело. Так что кормить ребенка приходит привидение: мы знаем это наверняка. Яснее некуда!

Но поскольку события народной сказки излагаются нам с такой кристальной ясностью, они должны быть интересны сами по себе — иначе история не произведет на нас никакого впечатления. Они должны быть драматичными, бурными и красочными. Представьте себе, во что превратилась бы «Эмма», если бы мы попробовали рассказать ее в стиле народной сказки:

Жил да был на свете богач, и была у него дочка-красавица…