Голоса деймонов

Во-первых, люди с таким складом ума обычно очень невысокого мнения о литературе. Они полагают, что у нее только одно предназначение — идеологическое, и о ее ценности можно судить по тому, насколько хорошо она ему соответствует. Есть очень хорошее описание того, как работает такой разум, в автобиографическом романе «Чтение „Лолиты“ в Тегеране», профессора литературы Азар Нафиси. Она пишет о том, как тяжело стало преподавать ту литературу, которую она больше всего хотела преподавать, — тонкую, сложную, двойственную, — в атмосфере Ирана после революции Хомейни.

Не способные расшифровать или понять психологические сложности и нарушения общепринятых норм… власти были вынуждены применить свои простейшие формулы к художественной литературе — как они уже сделали это к обыденной жизни. Цензурируя краски и оттенки реальности под свое черно-белое видение, они безжалостно искореняли в книгах все формы «внутреннего». Ирония в том, что и у них, и у их идеологических оппонентов произведения человеческой фантазии, не несущие внятного политического послания, считались одинаково опасными. И в писателе вроде Джейн Остин они, сами того не ведая (или, возможно, ведая), нашли заклятого врага.

Иными словами, у мусульманских активистов был свой взгляд на художественную литературу, но был он и у их противников — представителей левого крыла. В отличие от властей левые чувствовали (и здесь я снова цитирую Азар Нафиси), что

…людям непременно нужно читать художественные произведения вроде «Великого Гэтсби», чтобы осознать всю аморальность американской культуры. Они считали, что иранцам нужно больше революционной литературы, но и такие книги тоже — просто чтобы лучше понять врага.

Теократический склад ума всегда ограничивает, умаляет — независимо от того, правит он в обществе или нет. Другой — и весьма знаменитый — пример поведения атеистической теократии — критика поэзии Анны Ахматовой Центральным Комитетом Всесоюзной коммунистической партии большевиков в 1946 году:

Ахматова является типичной представительницей чуждой нашему народу пустой безыдейной поэзии. Ее стихотворения, пропитанные духом пессимизма и упадочничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, «искусства ради искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе.

Иными словами, чтение одних книг приносит вред, чтение других — пользу. И нам предстоит решить, какие из них где.

Нет нужды уточнять, что между таким взглядом на вещи и тем, о котором я говорю сегодня, есть огромная разница. И в значительной степени она заключается не только в том, что теократические и тоталитарные общества выбирают читать, но и в том, как они это делают. Лучше всего такой подход выражает наречие «правильно, корректно». Мы уже привыкли к нему в составе клише «политически корректный», представляющего собой правую карикатуру на левое стремление утвердить один единственно правильный язык, на котором нам следует говорить; единственно правильный подход к решению социальных вопросов; единственно правильный способ вести себя в любых ситуациях и т. д. «Правильный» — слово, постоянно встречающееся в работах апологетов коммунизма, как, например, в одной книге о культурной революции в Китае.

Фундаментальный вопрос всегда был и будет таков: следуют ли трудящиеся правильной линии. Образование обязано пропагандировать революционные идеи и цели в духе Мао Цзэдуна. Только тогда, с победой правильной линии партии, положение вещей может определенно улучшиться и т. д.