Голоса из подвала

– Зачем же ты в туалет-то пошла, ба? Ночью вставать нельзя, вдруг опять упадешь…

– Совсем старая стала, – хнычет бабуля, хватая грязными суетливыми пальцами за плечо, шею, касаясь щеки.

– Ничего не старая, – говорит Юки, отпихивая испорченный памперс к стене, в угол, чтобы потом забрать и выкинуть. – Забывчивая просто.

– Кто, я? – старуха смеется. Ее смех похож на звук рвущейся бумаги. – Нет, я все помню! Даже войну помню, немца. И как суп из крапивы мама варила нам с сестрами…

Юки отводит бабушку в спальню. Меняет простыни. Разрывает новую упаковку бесплатных памперсов, спасибо соцподдержке хоть за это, помогает надеть. Укатывает старуху на бок, набрасывает одеяло.

– Юля?.. – Взгляд бабули растекается по сторонам. Учащенное дыхание выравнивается, становится спокойным.

– Я тут, ба.

– Юль, а зачем та женщина приходила?

– Какая женщина, ба?

– Да ты знаешь! Оксанка, сестра моя двоюродная.

Юки вздрагивает. Она помнит, что бабушкина сестра умерла лет двадцать назад, еще до ее рождения, – родители говорили.

– Стоит вон там, – кивает старуха на окно, за которым чернеет глубокая ночь. – Улыбается. Зачем она улыбается? Машет, зовет куда-то…

В груди у Юки холодеет. Неужели это оно, то самое? Неужели вот так все и происходит?

– Ты поспи лучше, ба, – шепчет Юки, не зная, проснется ли бабушка утром.

* * *

Сама Юки пробуждается в очередной раз, когда выделенную ей маленькую комнату уже переполняет предрассветная серость. Ясно видит каждую трещинку в известке на потолке. А не должна – привыкла вставать затемно.

В панике вскакивает, хватает телефон – точно, проспала! Целых полчаса проспала! Подъем, Киселева, бегом, бегом!

У нее все расписано – есть время для работы, по утрам: лишние пять-шесть тысяч в месяц. Бывает немножко времени после обеда, когда бабушка дремлет, чтобы рисовать в альбом или читать фэнтези. Вечером минут двадцать – позвонить, поболтать, как дела, все в порядке, только ни в коем случае не жаловаться, маме после инсульта лишние волнения ни к чему. Все остальное время – уборка, готовка, мытье полов, спину ломит, обтирание бабули, кормление, совок-веник, собрать крошки, каждый день, каждый божий день одно и то же. Опаздывать никуда нельзя, опаздывать просто некогда.

Поэтому Юки в спешке натягивает спортивный костюм, сует ноги в кроссы, набрасывает капюшон. Скомканный вонючий памперс – в шуршащий пакет, к прочему мусору. Ключи – в руку, не забыть оба замка, а то однажды бабушка чуть было не убежала, спасибо соседям, что задержали у детской площадки… Выпить кофе, как же хочется кофе, дешевого растворимого кофе! Но некогда, некогда, некогда.

Бумага рвется.

Юки знаком этот звук, как никакой другой. Только доноситься он должен откуда угодно, но только не из бабулиной спальни.

– Ба?..

Ее кровать пуста. Юки бросает взгляд на окно: Стоит вон там, улыбается, зачем она улыбается?.. – серое утро наползает туманом.

В углу старуха скребет ногтями облезлые обои. В образовавшейся проплешине виден бетон, клочки бумаги усеивают пол и обвитые набухшими голубыми венами ноги.

– Ба, что ты делаешь?

Старуха, склонив голову, косится в сторону Юки. Хитро прищуренные глазки блестят, как у озорной девчонки. Старуха хихикает и, подцепив ногтем, отрывает полоску обоев с сухим протяжным звуком.

– Они там, – говорит старуха. – Оксанка и остальные, все там. Прячутся под бумагой. Я догадалась!

* * *

Вколов бабуле дозу нейролептика, Юки наконец убегает из дома. Восемь ступеней вниз, скрипучая дверь, привет бородатому дворнику. Свежо, прохладно. Вонючий пакет – в ржавый короб, клипсы – в уши, шапочку натянуть – и дальше, «под звуки му», с рюкзачком за плечами. Мимо детского сада, Дома культуры и школы номер двадцать пять, по давно заученному маршруту.

В рюкзаке флакон «Момента», кисточка и пачка объявлений для расклейки. В кармане курточки телефон, он же плеер, он же фотоаппарат. Юки выбилась из графика, у нее – меньше полутора часов на все про все. Хорошо, если что-то со вчерашнего утра осталось нетронутым, но надежды мало. Юки спешит, чтобы всюду успеть, перебегает с одной точки на другую. Отдыхает в перерывах между пробежками, наклеивая одно объявление поверх другого.

На фонарном столбе у торгового ряда все старые объявления сорваны, осталось лишь несколько бумажных клочков, трепещут пухом на легком ветру. Такое место – здесь каждый раз всё обрывают, как и на досках для платной рекламы на автобусных остановках. Тот, кто платит Юки за работу, не тратится на официальную рекламу. То, что продают его заказчики, нельзя рекламировать официально.

Юки выдавливает несколько капель прозрачной жидкости на поверхность столба, быстро проводит кистью, пока клей не застыл, лепит сверху кусок бумаги и разглаживает ладонью, чтобы лучше схватился. Достает телефон, делает фото – для отчетности. Поздней ночью, уже перед сном, отправит все снимки куда надо. На этом, первом за сегодня, реклама спайсов. Те самые пять-шесть тысяч, которые Юки потратит на альбомы и краски.