Голоса из подвала

Ближе к вечеру Дима оставил девчонок в очереди за сахарной ватой, а сам навострил лыжи в тир – в глубине души надеясь, что удастся выиграть какую-нибудь плюшевую безделицу, способную отвлечь дочь от чертовой куклы.

Задник тира был оформлен в азиатском стиле. Нарисованное солнце улыбалось, щурило раскосые глаза из-под треугольной соломенной шляпы. В облаках плыли усатые драконы, по которым и следовало вести стрельбу. На стенах по бокам были развешаны в качестве украшений бумажные веера и разукрашенные маски, и Дима вспомнил, что такую же, с неприятной хищной ухмылкой, видел в квартире Сатуровых.

Он потратил полтысячи и не меньше пятнадцати минут, но так и не выбил достаточное количество целей. Плюнув – наверняка местные с прицелом на ружьях что-то сделали, – побрел, расстроенный, обратно к жене и дочке.

Те стояли у фонтана. Настёна тыкала сладкой ватой в куклу, а Вера весело щебетала с Натали Сатуровой. Женщины выглядели контрастно: худая, длинноногая, в сапогах на высоком каблуке и шубке с воротником из лисьего меха, Натали смахивала на фотомодель с обложки глянца; Вера же после родов так и не вернулась к былой форме, а легкий, в обтяг, джинсовый костюм подчеркивал недостатки располневшей внизу фигуры.

Но так они смотрелись издалека. Ближе становилась заметней вся искусственность Сатуровой – дутые губы, слой пудры на щеках, проступающие сквозь него темные круги вокруг глаз. И природная миловидность Веры тоже проявлялась отчетливее.

– Привет, Дмитрий! Гуляете? Это так прекрасно!

Даже трезвая, Натали его все равно бесила – своей манерой «так прекрасно» говорить, своими фальшивыми зубами и беспокойными руками-веточками.

– А Сергей где? – спросил Дима, оглядываясь в поисках оркообразного мужа эльфийской царевны.

– Сержик? О, бедняжка не любит веселиться! – засмеялась Сатурова. – Наш Сережа остался дома, наш Сережа слишком старый для качелей и аттракционов… Вы лучше сами к нам заходите, в гости – шампусик пить, конфетки кушать, мультяшки смотреть!

– Да не, мы как Сержик, – не подумав, брякнул Дима.

– Как это?

– Ну так… Слишком старенькие уже для мультиков, наверное.

– За себя говори. – Вера пихнула его локтем в бок. – Вот ведь мужчины, да, Наташ? Старые ворчуны.

– Ой, не то слово! Зато мы, девчонки, вечно молодые, вечно пьяные!..

Женский смех журчал, как вода в фонтане, на бордюр которого, докушав сладкую вату, вскочила Настёна и принялась там бродить. Вокруг бегали другие дети. Двое мальчишек лет двенадцати брызгали друг в друга водой. Молодая мамочка, сама еще почти ребенок, держала одной рукой коляску, а другой телефон, что-то выговаривала в трубку. Высокий мужчина с убеленной сединами головой медленно катил кресло с укрытой пледом старухой. Над парком разливалась музыка из старых советских фильмов о войне.

– А вы, смотрю, быстро нашли замену!

– В смысле? – не понял Дима.

– Ну как же? Куклу новую купили для солнышка вашего, – махнула Сатурова в сторону фонтана.

Вера прыснула:

– Значит, это все-таки… Не поверишь, Наташ, – мы тут гадали, не твой ли это подарочек.

Настёна спрыгнула с бордюра прямо перед ними.

– Ма-ма, – громко сказал пупс, бессмысленно таращась на взрослых круглыми зенками.

– Мой? Да нет же, сами смотрите, – Сатурова выхватила из рук девочки куклу и подняла, демонстрируя. – Она же совсем другая! Она больше, у нее волосы, а главное…

Сатурова резко сжала пупса, вдавив пальцы глубоко в игрушечное тело, почти пронзая бока куклы разукрашенными ногтями.

– Ма-ма! – жалобно пискнул пупс.

– Видите? Она мягкая! Потому что это винил, имитация кожи. А моя была из пластика… – Она стиснула куклу еще несколько раз.

– Ма-ма! Ма-ма!

Винил? Дима глазам своим не верил. Он готов был поклясться, что еще вчера пупс был отнюдь не мягким и мнущимся, а твердым на ощупь.

– Ма-ма!

– Тетя Наташа, отдай! Ты делаешь маленькой больно!

– Что? Да как ты…

Щека Сатуровой дернулась, как от пощечины. Искусственная улыбка начала таять, но Натали быстро пришла в себя и снова засверкала винирами:

– Конечно, солнышко, конечно… Держи скорей!

Настёна, прижав куклу к груди, медленно отступила от Сатуровой. Зашла за Диму и остановилась там, возле отцовской ноги.

– Ладно, Наташ, – смущенно улыбнулась Вера. – Мы, наверное, пойдем.

– Нет, погодите. – Дима, поддавшись труднообъяснимому внутреннему позыву, достал мобильник. – Давайте я вас всех сфотографирую, девушки. На память.

– Ах, Дмитрий, вы так милы, – Сатурова послала ему очередную улыбку и долгий теплый взгляд.

Может быть, чуть более долгий и чуть более теплый, чем следовало бы дарить женатому мужчине, но он сделал вид, что ничего не заметил.

Натали и Вера встали с двух сторон от Настёны. Та перебежала к матери, подняла куклу повыше, прижала круглую головку к щеке.

Дожидаясь, пока сработает автофокус, Дима смотрел на экран телефона и думал, что если бы эту компанию увидел кто-то со стороны, то запросто мог бы подумать, что это две матери и два ребенка. Две матери, две дочки. Две пары глаз, синих и зеленых.

– Скажите «сыр», что ли, – попросил он.

– Ма-ма, – с готовностью ответила кукла.

* * *