Голоса из России. Очерки истории сбора и передачи за границу информации о положении Церкви в СССР. 1920-е – начало 1930-х годов

Антон Максимович Тьевар помогал своему учителю собирать сведения для списков, но главная работа, по словам Попова, была сделана им самим. Один из списков И. В. Попов направил в Даниловский монастырь, с тем чтобы архиепископ Феодор (Поздеевский) внес недостающие сведения о себе и других архиереях. Список был передан архиепископу Феодору 3 декабря 1924 г.[50]

Передала список Варвара Николаевна Невахович, дочь адмирала, сестра милосердия в годы Первой мировой войны, неутомимая помощница ссыльных и заключенных исповедников, уже испытавшая Соловки. Деятельность Варвары Невахович вызывала у работников следствия очень большие подозрения. Чего стоили хотя бы ее визиты в Чехословацкую миссию с целью получения посылок для арестованных епископов!.. Возможно, и она участвовала в передаче информации за рубеж. Варвара Николаевна была арестована 17 декабря 1924 г.

Следователь спрашивал И. В. Попова об участии Святейшего Патриарха Тихона в составлении и пересылке списков:

«Говорили ли Вы Поздеевскому, что списки Вами составлялись по распоряжению Патриарха Тихона?»

Профессор Попов отвечал:

«Я говорил Поздеевскому, что Патриарх одобрил мое намерение собрать фамилии канонических епископов, так как у Патриарха список епископов был без фамилий»[51].

Особенно интересовала следователя информация о списках репрессированных, но и здесь он не получил фактов, которые могли повредить Патриарху. Иван Васильевич показывал:

«О моем намерении собрать сведения о судимости епископов он не знал, так как в то время у меня этой мысли не было». «Я готовился к вселенскому собору по своей инициативе, Патриарх мне никаких распоряжений о подготовке к вселенскому собору не давал»[52].

Следователь добивался сведений об участии в составлении списков еще одного церковного деятеля – митрополита Крутицкого Петра (Полянского). На допросе, происходившем 26 апреля 1925 г., И. В. Попову предлагались такие вопросы:

«Какое участие в составлении списков принимал митрополит Петр Полянский?

Ответ: Я просил Петра Полянского указать фамилии епископов, но ответа не получил»[53].

Вопросы были заданы не случайно. В списке агентурных разработок[54], ведущихся 6-м отделением СО ОГПУ, составленном Е. А. Тучковым 17 марта 1925 г., значилось:

«Шпионская организация церковников. Замешаны: Тихон, митрополит Петр, архиепископ Федор, профессор-церковник Попов и ряд других лиц из мирян и попов. Организация поставила целью собрать сведения о положении церкви в СССР и информировать заведомо недобросовестно заграницу путем печатных и даже личных выступлений. Последние предполагались на предстоящем вселенском соборе. Дело заканчивается следственной разработкой[55]»[56].

Профессора И. В. Попова настойчиво спрашивали о его визитах в Чехословацкую миссию, куда он ходил получать визу для лечения в Карлсбаде. Так и не получив доказательств пересылки за границу списков, ОГПУ все же сочло этот факт несомненным. Следователь Соловьев составил постановление от 21 апреля 1925 г., где И. В. Попов обвинялся в «сношениях с представителями иностранных государств с целью вызова со стороны последних интервенции по отношению к советской власти, для которой цели И. В. Поповым давалась последним явно ложная и неправильная информация о гонениях со стороны Советской власти по отношению церкви и епископата»[57]. Виновным себя И. В. Попов не признал. Примерно такое же обвинение было составлено и по делу архиепископа Феодора (Поздеевского). Как мы увидим далее, списки архиереев действительно попали за границу.

Составление списков архиереев продолжалось после кончины Святейшего Патриарха. Однако эта деятельность была крайне затруднена, поскольку Высшее Церковное управление вступило в тяжелый период смены церковного руководства, арестованы были все специалисты по организации подобного учета. М. Е. Губонин писал: «Как ни насущна была необходимость продолжать ведение четких и исчерпывающих списков современных иерархов, дело это не только не делалось, но пришло в совершенный упадок; неблагоприятные внутрицерковные обстоятельства во второй половине двадцатых годов привели к тому, что даже само Управление Делами Московской Патриархии – постоянно все-таки существовавшее, хотя и в самом примитивном виде, – нередко совершенно не представляло себе того, что происходит в тех или иных епархиях в смысле наличия там представительства канонической Иерархии Русской Церкви»[58].

В качестве яркой иллюстрации этого М. Е. Губонин приводит следующий факт: когда митрополит Сергий (Страгородский) сообщал в письме от 14 декабря 1925 г. о своем вступлении в исполнение обязанностей Заместителя Патриаршего Местоблюстителя, он «не знал, кто именно из архиереев в то время управлял Московской епархией»[59].