Голоса над рекой

Спустя какое-то время жена забрала его — он лежал в стопке книг на стуле возле кровати мужа, но никогда им не перечитывался.

Теперь блокнот стоял на полочке над ее письменным столом.

Муж не заметил исчезновения.

Почти все, что было в этом алфавите, она знала наизусть. Цитаты… Но были не только они — были и ее стихи и мысли, а цитаты… Они ведь тоже были ее! Ее, сокровенное, без чего она не могла бы теперь быть собой и чем так хотела, именно как СВОИМ, поделиться с другими, сейчас — с мужем…

(Таких алфавитов было сделано ею разным друзьям 15 штук и всем по-разному в смысле содержания, выбора цитат и оформления. Надо сказать: труд большой.)

Цитаты — цикады, говорил Мандельштам, потому что ими неумолимо напоен воздух. Ты становишься СОБСТВЕННИКОМ ЦИТАТ, введя их в свой духовный мир. А ее духовный мир был настолько НАПОЁН ими, так ими НАПРЯЖЕН, что мог бы просто взорваться!..

«А» начиналось двумя словами:

Аббат Прево.

За ними шла строфа стихотворения:

А навстречу,
улыбаясь,
В блеске солнца, как в тиаре,
золотая,
голубая
Беатриче Портинари…

(Б.Пильник)

Айда! День выбросил дугу!

(Алик Ривин)

Еще:

А в Библии красный кленовый лист
Заложен на Песни Песней.

(Анна Ахматова)

Были и такие слова:

«А чья-то огромная многосердечная доброта до сих пор склоняется надо мной, извлекая со дна любой печали».

(Белла Ахмадулина)

И очень дорогие ей слова Анны Ахматовой, которые всегда связывались с отцом, с посещением его в лагере:

А я иду — за мной беда!
Не прямо и не косо,
А в никуда и в никогда,
Как поезда с откоса…

Кончалась буква словами (и музыкой!) детской песенки, которую сочинила их младшая дочь, когда ей было 14 лет:

А там вдали — рассвет,
А там вдали — преград нет,
А там вдали — идет пароход,
А там вдали — мой друг идет.
Рассвет, рассвет ясный,
Рассвет, рассвет красный,
Люблю тебя, рассвет, каким бы ты ни был,
Люблю тебя, рассвет, каким бы ты ни был…

Ноты песенки были написаны сбоку — сестрой, закончившей музыкальную школу. Она и мелодию песенки сочинила.

А все-таки жизнь хороша,
И мы в ней чего-нибудь стоим!

(Арсений Тарковский)

Отец очень любил спидолу и, когда было время, часами слушал всякие ВОЛНЫ (особенно летом, в отпуске…)…

Когда он купил ее, младшей дочери было 8 лет, и она первый год вела тогда дневник. В нем есть такая запись, как и остальные, написанная красивым детским почерком с наклоном и нажимом, которая называлась «Папа» (дневниковые ее записи много лет потом все еще были с заголовками):

«15 июня 1966 года, Среда.

ПАПА Мой папа врач-хирург. Он много спас людей. У него есть радио по имени SPIDOLA.

Он ее очень любит».

Spidola была написана крупно, красным карандашом.

— Да, папочка! Юлька передала тебе, лови! — старшая дочь бросила отцу небольшую, вроде металлическую вещицу.

— Что это?

Отец держал в руках маленький прямоугольничек светлошоколадного цвета с какой-то надписью.

— Что это? Что написано?

Это был маленький портсигар, изящный, с закругленными краями, или, может, сигаретница, с выпуклыми буквами поверху. Отец взял очки, висящие у него на шее, на веревочке, надел их и прочел:

— Брейнц майн харц. По-еврейски. Наискосок было написано.

Читать надо было справа налево.

— Переведи!

— Гори, мое сердце, — перевел отец.

Все рассмеялись.

Руки у отца слегка дрожали. Такой легкий тремор был у него уже давно от многолетнего неумеренного курения — по 2 пачки «Беломора» в день, а то и больше, и, главное — начинаемого непременно и ежедневно натощак, но тремор не мешал ему хорошо оперировать и делать даже тонкие операции, как, например, удаление крохотного камешка из юксто-везикального отдела мочеточника, то есть — предпузырного, расположенного глубоко в малом тазу, почему и трудно было тут работать. А он еще делал это быстро и ловко.

У него были выпуклые ногти — так называемое часовое стекло, а ногтевые фаланги — утолщены и закруглены, словно барабанные палочки. Они так и назывались в медицине. Сходство с ними усиливалось от этого часового стекла — фаланги были еще более выпуклыми, — еще больше походили на барабанные палочки.

Чаще всего это бывало у больных с хроническим бронхитом и эмфиземой легких, которые у отца были.

Старшая дочь уже знала, что отец за ее отсутствие бросил курить и была этому страшно рада — она больше всех давно умоляла его бросить, но он не бросал.