Голоса Памано

– Это моя дань памяти человеку, который не колеблясь отдал жизнь за Церковь и за целостность Святого Таинства Евхаристии, монсеньор. – Она, как и ее собеседник, благочестиво потупила взор и подтвердила: – Вот и вся причина, монсеньор.

38

Может быть, так я помогу тебе сохранить хоть какую-то память обо мне, доченька, набрала Тина на компьютере. После этой фразы на странице оставался лишь набросок лица мужчины, вероятно со светлыми глазами и достаточно обычным, правильным молодым лицом с мягкими чертами. Она долго смотрела на него, пробуя представить себе, как Ориол, стоя перед грязным зеркалом, пытается изобразить на листе бумаги свою собственную боль. Потому что это был автопортрет душевной боли: Роза уехала, разочаровавшись в нем и испытывая к нему отвращение, а он, неожиданно для себя превратившись в героя, не имел никакой возможности сказать ей я уже не трус. Он остро ощутил одиночество, оставшись наедине со своим автопортретом, сделанным перед грязным, облупившимся зеркалом в школьной уборной. Пока он рисовал его, он думал ах, как бы я хотел совместить желаемое с действительностью, чтобы эти страницы дошли до Розы, где бы она ни находилась, и она прочла бы их, все поняла и приняла взвешенное решение не возвращаться сюда, пока не минует опасность, ах, если бы я мог соединить явь с мечтой. Потому что через несколько дней мы либо будем свободны, либо погибнем, и я уже не смогу выбирать. Вот в чем неопределенность моего положения. Роза, дорогая, ты ненавидишь меня, потому что наверняка знала о том, что происходило у меня внутри, когда я ходил к Элизенде писать ее портрет. И ты, доченька, должна знать, что через неделю все будет кончено или… Он поспешно дописал автопортрет. Получилось потухшее, разочарованное лицо. Возможно, такое оно у него и есть в действительности. Он практически ничего не исправлял в этом карандашном наброске, словно изображал себя уже тысячу раз. И когда закончил, подумал, что этот рисунок мог бы послужить неплохой памятью для его дочери в случае, если судьба решит вскоре поставить финальную точку на его жизненном пути, потому что все последние дни он думал о смерти как об одном из вполне возможных обстоятельств сегодняшней ночи. Мне очень жаль, что я причинил тебе боль, Роза.

Тина поспешно закрыла тетрадь, поскольку услышала шум у входной двери. Секретные тетради Ориола Фонтельеса были тайной, которой она не хотела делиться с Жорди сейчас, когда Жорди не делился с ней тайной своей неведомой возлюбленной. Это было ее временной местью, пока у нее не хватает мужества прямо сказать ему ты бесчестный человек, а при этом кичишься своей порядочностью.

– Ты что делаешь?

Притвориться глухой? Послать его к черту? Сказать ему Жорди, нам надо поговорить, я знаю, что у тебя есть любовница? Или сказать это ты вызываешь у меня кашель?

– Ничего особенного, разбираю бумаги. Хочу оставить все в полном порядке до моего возвращения.

– Ты правда не хочешь, чтобы я с тобой поехал?

– Правда.

– Позвони мне, как только тебе что-нибудь скажут.

Тина не ответила. Что она могла ему сказать? Что ей очень жаль, что он сам не предложил отправиться к врачу вместе; что она не хочет, чтобы он ехал с ней, поскольку между ними возникла слишком большая пропасть; что ей очень страшно отправляться к врачу одной; и что есть у нее такого, чего нет у меня? Кто она? Я ее знаю? А? В общем, лучше ей ехать к врачу одной и в одиночестве пытаться побороть свой страх.