Голоса Памано

Некому было объяснить ему, что, когда Роза сбежала из Торены, сделав все возможное, чтобы ее муж не смог ее отыскать, она не поехала ни к каким родственникам и даже не связалась с ними. Она поселилась в очень скромном пансионе на Пласета-де-ла-Фонт, в Побле-Сек, и там благополучно разрешилась от бремени с помощью повитухи, которую кто-то из пансиона срочно отыскал поблизости. Мальчик выглядел здоровым и крепким; она дала ему имя Жоан и зарегистрировала как сына матери-одиночки, Жоан Дакс. Потом она написала письмо Ориолу, в котором сообщала Ориол, считаю своей обязанностью известить тебя, что у тебя родилась дочь и что она здорова. Я никогда не привезу тебе дочь, потому что не хочу, чтобы она знала, что ее отец – фашист и трус. Не пытайся найти меня и не посылай никого на поиски: я не живу у твоей тетушки, мы с дочкой справимся со всем сами. Я больше не кашляю. Наверняка это ты вызывал у меня кашель. Прощай навсегда. И, кашляя, она поставила подпись под этим полным лжи посланием в надежде на то, что теперь уж Ориол точно ее не найдет. Тина подумала как это жестоко; но я, пожалуй, сделала бы то же самое. Возможно. Хотя не знаю. Если я не в силах сказать Жорди в лицо, что он сукин сын, что бы я сделала на месте Розы? Поскольку Роза не желала получать на почте деньги, которые наверняка ей посылал Ориол, она стала зарабатывать на жизнь, штопая носки, изготавливая налокотники и наколенники и пытаясь забыть о том, что когда-то была счастлива и думала, что мир прекрасен. Вот чего она не предвидела, так это усиление кашля и лихорадку, которая больше ее не покидала. Поэтому она потратила те немногие деньги, которые ей удалось скопить, на нескончаемое путешествие в Фейшес в надежде, что доктор Аранда проведет тщательное обследование и поможет ей поправить здоровье. Но вместо того, чтобы поправить ей здоровье, смертельно усталый доктор Аранда, который к тому времени уже много часов проработал без перерыва, нахмурил лоб и повторил да, все очень скверно. А почему она спрашивала обо мне?

– Она сказала, что была вашей пациенткой. Вы ее не помните?

– Как я могу помнить всех пациентов, которых… А что с ребенком?

Ребенок выглядел совсем неплохо, словно твердо вознамерился проигнорировать тот факт, что он сын отца-фашиста и больной матери, что оба его родителя приговорены к смерти и приговор скоро будет приведен в исполнение. Малыш Жоан унаследовал все самое хорошее от Ориола и Розы и сладко улыбался, посасывая большой палец.

Доктор тщательно осмотрел младенца: с ним все было в порядке. Он вернул его сестре Ренате, которая приняла малыша на руки, в то время как врач никак не мог избавиться от мысли, что единственное, чего ему по-настоящему хочется, так это вдоволь полакомиться сей ангельского вида молоденькой монашкой; эта девушка, недавно назначенная старшей сестрой, источала такой восхитительный аромат юности, что он совершенно потерял голову; время от времени он ловил себя на том, что, глядя на нее, он живо представляет себе ее обнаженное тело и воображает, как заключает ее в свои объятия, а она улыбается и говорит я люблю тебя, доктор. Сестра Рената удалилась с ребенком на руках, но, прежде чем уйти, бросила на врача сияющий взгляд, такой сияющий, что мужчина решил, что она угадала его мысли, и покраснел. Ему даже в голову не пришло, что монашка просто очень взволнована, поскольку понимает, что ребеночек останется один, если его мать не переживет эту ночь.

Роза пару раз просыпалась, сказала, что сына зовут Жоанет, и под воздействием убедительных интонаций умиротворяющего голоса сестры Ренаты нехотя призналась, что отца мальчика зовут Ориол Фонтельес и что живет он очень далеко.

– Да хоть на краю света, скажи нам, где именно, и мы отыщем его.

– Нет, я не хочу, чтобы ребенок остался с ним.

– Почему?

Приступ кашля. Сестра Рената продолжала поглаживать ее руку и терпеливо ждала, пока больная успокоится. Потом мягко, словно смазывая слова вазелином, повторила:

– Так что, Роза… Почему ты не хочешь, чтобы малыш остался с ним, если он его отец?

– Потому что он… Я не хочу, чтобы мой сын воспитывался под его влиянием.

– Почему ты этого не хочешь?

– Мы мыслим по-разному. Совсем по-разному.

Сестра Рената помолчала. Ну и ну. Потом с недоверием на кончике языка:

– Политические разногласия?

Роза с неимоверным усилием слегка приподнялась на постели и хриплым голосом сказала сестре Ренате поклянись мне, что, если я умру, ты сделаешь все возможное, чтобы отец этого ребенка не смог никогда его найти.

– Клянусь, – сказала монашка-клятвопреступница.

– Спасибо. – Изнеможенная от совершенного усилия, Роза рухнула на постель, и ее взгляд затерялся в горячечном бреду.

– Не бойся, Роза, я с тобой.