Голоса Памано

По завершении церемонии все вышли из церкви на благодатное солнышко с улыбками на лицах, ибо все были несказанно рады тому, что Сержи Вилабру (из Вилабру-Комельес и Кабестань Роуре и Вилабру из Торены и Пилар Рамис из Тирвии, той еще шлюхи, но лучше я промолчу из уважения к бедному Анселму, предполагаемому теоретическому прадеду младенца) и Сентельес-Англезола (из Сентельес-Англезола, состоящих в родстве с семейством Кардона-Англезола по линии Англезола и с семейством Эриль де Сентменат, поскольку мать Мерче – дочь Эдуардо Эриля де Сентмената, о котором, когда он уже покинул сей мир, пошел слух, что инфаркта никакого не было, что это было самоубийство) столь решительным образом, даже не заплакав, вступил в лоно воинствующей Церкви Христовой.

42

Если бы не эта ужасная война, некоторые вещи вызывали бы у меня одновременно смех и слезы. Сегодня я расскажу тебе сказку, доченька. Все началось, когда я спал как убитый (поскольку в последнее время я сплю очень мало, то могу провалиться в сон где угодно, даже когда веду мотоцикл). Так вот, мне приснился мужчина, который посреди леса распиливал ствол дерева, и, когда я спросил его зачем ты, товарищ, его распиливаешь, он ответил для того, чтобы вам было где укрыться, когда вас будут преследовать враги. Я знал, что это сон, поэтому не очень испугался. А потом этот человек начал распиливать дверь дома; это была дверь школы, которая сейчас служит мне домом. И я спросил его а зачем ты распиливаешь дверь дома, товарищ? И он сказал чтобы облегчить труд тех, кто будет тебя преследовать. И тут я проснулся. Открыл глаза и продолжал лежать неподвижно, словно и не просыпался: этому я научился здесь, в школе. Кто-то пилил дверь. Я испугался, потому что я совсем не храбрец, доченька. После долгих колебаний на цыпочках подошел к двери и понял, что ее не пилят, а царапают. И тогда я вспомнил… С тобой никогда такого не бывало, доченька: внезапно у тебя в голове с удивительной отчетливостью возникает далекое воспоминание, о котором ты давно забыл, и тебе кажется, что это произошло буквально вчера? Вот так и случилось со мной. Я резко, но тихо открыл дверь, и знаешь, кого я там увидел?

Тина разглядывала рисунок собаки с длинной шерстью, высунутым наружу языком и внимательным взглядом; ее голова была повернута в сторону, откуда, по всей видимости, исходил какой-то шум. Как же хорошо рисовал Фонтельес. Знаю я кого-нибудь, у кого есть сканер?

Прошло полгода, доченька, полгода с тех пор, как Ахилл провел здесь, в школе, десять дней, молчаливый, незаметный, преданный защитник детей… И вот он вернулся, такой же молчаливый, но теперь ужасно грязный, со спутанной шерстью, с язвами на лапах от бесконечного, безостановочного бега, тощий, как бумажный лист. Он лизнул мне руку и вошел будто к себе домой, осмотрел все углы, взбежал по лестнице на чердак и, повизгивая, уселся у двери.

– Ты что, потерял их? Где они?

Он снова лизнул меня, потерся о мои ноги, словно кот, и тут я догадался, что он, должно быть, очень голоден, и дал ему кусок хлеба с колбасой, которые предназначались мне на завтрак. Я никогда не видел, чтобы ели так быстро. Никогда, доченька. Потом бедное животное рухнуло на пол в углу и заснуло мертвым сном. Вероятно, пес впервые заснул в безопасном месте после долгих месяцев скитаний.

Позднее лейтенант Марко, с которым мне хотелось бы, чтобы ты познакомилась, когда его снова можно будет называть Жоаном Эспландиу из дома Вентура, поведал мне, что та семья из Лиона почти дошла до португальской границы; но в двух шагах от Бейра-Алты автомобиль, в котором ехала семья и проводник, остановили, потому что кто-то донес на проводника. Доченька моя, делай все что угодно в жизни, но никогда не становись доносчицей. Твоя мама объяснит тебе, что это значит. Я все время думаю о полных страха глазах Ива и Фабриса, особенно теперь, когда знаю, что злой людоед из сказки все-таки схватил и вот-вот съест их. Лейтенант Марко сказал мне, что семью, фамилия которой мне так и неизвестна, отправили обратно во Францию Третьего рейха, и там их погрузили в один из поездов, заполненных евреями, которые направлялись в Германию, в концентрационный лагерь в Дахау, откуда, как говорят (хотя я отказываюсь в это верить), никто не выходит живым. Бедные дети: медведь схватил их, когда они уже почти добрались до цели. Бедные мои дети. Так что Ахилл очень издалека вернулся в этот забытый богом уголок в Пиренеях, место, где он, возможно, наслаждался единственными днями отдыха за все время своей долгой одиссеи.

– Откуда взялся этот пес?

– Это беспризорная собака. Я ее приютил у себя.

– Неплохой песик.

– Да.

– Породистый.

– Ты так думаешь?

– Да, это спаниель. Интересно, что он тут делает?

– Должно быть, потерялся.

– Здесь? Как это пес мог потеряться здесь? – с недоверием спросил Валенти Тарга. – В этих чертовых горах? Что, бродил в зарослях, как дикий кабан?