Они быстро преодолели на черной блестящей машине триста метров, отделявшие их от уступов Себастья. На заднем сиденье заливался слезами Вентурета, такой же трус, как его отец, о, как далек он был от мужества, с коим, как говорят, встретил смерть Жозеп Вилабру, образцовый испанец, истинный патриот, когда проклятые анархисты облили его бензином. Рядом с мальчишкой – Гомес Пье, парень с кудрявыми волосами, андалусец со смуглой кожей. Впереди – Баланзо со своими тонкими усиками и незнакомый шофер. А на подножке автомобиля, ухватившись одной рукой за форточку, с пистолетом в другой – Валенти Тарга, раскачивающийся на холодном рождественском ветру и пребывающий в эйфории от принятого решения стереть еще одно имя из списка апостолов, которые должны были погибнуть в полном соответствии с законами биологии и жесткими требованиями мести. Вокруг деревни – взводы фалангистов в засаде на тот случай, если осмелятся напасть маки.
По дороге к уступам машина громко фырчала. Не может быть, чтобы я вот так умер, и он громко закричал я не хочу умирать; Валенти наклонился, просунул голову внутрь машины и спросил, что это он говорит? Он что, петь вздумал?
– Он говорит, что не хочет умирать, – ответил Баланзо. Тогда Валенти снова подставил лицо ветру, потому что не желал пропустить освежающие порывы холода на пути к своим чаяниям и прогрессу.
Вентурета увидел пятерых мужчин, несущих вахту возле места, куда его доставили, и начал полностью терять и так весьма призрачную надежду на то, что отец в последний момент все же неожиданно появится и победит всех плохих, потому что вокруг были только холод и мрак, подобный забвению. Его заставили выйти из машины и при свете фар подвели к живой изгороди, граничащей с кладбищенской оградой; мальчик опять разразился слезами, без конца приговаривая я не хочу умирать, я не знаю, где мой отец. И когда его привязали к стволу, он все продолжал плакать, осознавая неотвратимость уготованной ему участи, а потом изо всех сил закричал я боюсь, боюсь, боюсь! Валенти с помощью крепкой затрещины прекратил приступ истерии и презрительно бросил ему в лицо, что он трус и ему надо раз и навсегда научиться смело глядеть в глаза смерти, как умирают герои, чертов засранец. Потом отступил на несколько шагов, прицелился из пистолета, который так всю дорогу и держал в руке, и вдруг сказал я не собираюсь тебя убивать, трус, я только хотел увидеть, способен ли ты все это выдержать, не наложив в штаны, и Вентурета принялся стонать от отчаяния, от радости, от тоски, от счастья, от смертельного ужаса, низко склонив голову и опустив глаза, и тогда Валенти прицелился в затылок, который так аккуратно подставил ему мальчик, и в момент, когда тот уже поднимал голову, дважды выстрелил; Жоан Вентурета тут же перестал стонать, рыдать и испытывать страх и благодаря мне раз и навсегда превратился в доблестного одноглазого мертвеца.
Ночью главную площадь освещает тусклый унылый свет. Еще один фонарь светит на окраине, на выезде из деревни по дороге на Сорре и Алтрон. Оба источника света представляют собой слегка прикрытую металлической пластиной и раскачивающуюся на ветру обычную лампочку, которая не в состоянии осветить практически ничего. Из подслеповатого окошка учительского дома, не шевелясь и не произнося ни слова, Роза упорно смотрит на улицу, втайне надеясь, что раздавшиеся со стороны кладбища хлопки не были звуками смертельных выстрелов; она не хотела отворачиваться от окна, потому что там, за ее спиной, ее трусливый муж, катая по скатерти хлебные крошки, воображал, что полностью владеет ситуацией. В этот момент под лампочкой остановилась незнакомая полуразвалившаяся машина. Какой-то мужчина, которого никто раньше здесь не видел, вышел из нее и открыл заднюю дверцу, из которой выпал какой-то тюк. После чего автомобиль, чихая и задыхаясь, покатил вниз по дороге. Хотя тюк лежал прямо под лампочкой, невозможно было разглядеть, что это такое. Однако Роза сказала еле слышно его убили, убили мальчика, и поднесла руку к животу, а Ориол подошел к ней и положил руку на плечо, чтобы как-то ее утешить, но она сбросила его руку и тихо, но очень твердо сказала не трогай меня! На площади, под анемичным светом фонаря, Вентура-мать, стоя на коленях, в отчаянии пыталась закрыть ладонью дырки в черепе и в правом глазу своего сына, убеждаясь в том, что несчастье проникло в их дом, чтобы навсегда там поселиться. Талифа куми, подумал Ориол. Талифа куми, ну пожалуйста, талифа куми, чувствуя, как внутри у него, в пространстве его совести, отчаянная, исступленная ярость начинала отвоевывать место у страха.