Голоса Памано

Между тем группа отца Рельи входит в базилику. Святой отец объясняет сеньору Гуардансу, что непогрешимость верховного понтифика в вопросах канонизации не является догмой и что существуют течения противоположного толка. Святой Фома Аквинский утверждает, что в вопросах канонизации мы должны свято верить в непогрешимость папского декрета, и многие теологи придерживаются этой точки зрения. Однако общее мнение заключается в том, что достоверность факта непогрешимости – это вопрос теологической веры; такого понятия нет в Священном Писании, а посему речь идет не о божественной вере; кроме того, Церковь также не дает определения сему понятию, а следовательно, речь не идет и о вере церковной.

20

Чтобы немного скрасить одиночество, он перенес свои немногочисленные пожитки в школу. Превратил подсобное помещение в аскетическую спальню, почти монашескую, ибо для него начался период покаяния за малодушие. Узкая кровать в углу, шкаф, весь источенный жучком, и расшатанная парта, служившая ему время от времени письменным столом, – вот и весь нехитрый набор мебели. Да еще стул из классной комнаты и вечный холод, его-то было сколько угодно. Он не испытал никакого удовлетворения, когда завершил переезд, потому что днем и ночью неотвязно думал о Розе. Обедал он в кафе Мареса в полном молчании, выпивал рюмочку анисовой водки в компании с Валенти; никто никогда не подсаживался к их столу, и пока они находились там, в заведении никто не разговаривал, только косились на них и старались как можно быстрее уйти. Однажды Валенти сказал ему, что очень сожалеет о том, что у него произошло с женой, а Ориол вместо ответа осушил одним глотком бокал и пощелкал языком. Желая отвлечь его от горестных дум, алькальд сказал я слышал, войска уходят из нашей зоны и направляются в Арагон.

– Несмотря на угрозу диверсий?

– После известных тебе событий у нас тут тихая заводь. А у славного рейха дела во Франции идут совсем худо.

Ориол ничего не сказал. Любые размышления требовали от него немалых усилий.

В тот же вечер Кассья из дома Нази, единственный член этой семьи, который мог бродить, где ему заблагорассудится, поскольку в голове у него винтиков не хватало (Жозеп Маури давно сбежал, а Фелиза, ожесточившаяся и онемевшая от горя, жила с крестными, безнадежными республиканцами), постучал в классное окно и жестами дал понять Ориолу, что ему просили передать письмо. Старшие ученики все еще повторяли список притоков, отыскивая их на висевшей в центре доски карте полуострова, а младшие занимались чистописанием. Ориол вышел из класса и с замиранием сердца взял письмо из рук самозваного почтальона, после чего вернулся в аудиторию с намерением немедленно вскрыть конверт. Имени отправителя указано не было, но он узнал почерк Розы. Штемпель Барселоны. Он сунул конверт в карман и, притворившись, что забыл о нем, стал спрашивать Рикарда из дома Льятес, какая река является притоком Алагона.

Он так и не отважился вскрыть конверт, пока не ушли все дети, и только тогда, усевшись возле печки и ужасно нервничая, надорвал его. Этот разорванный конверт Ориол сохранил среди страниц тетради вместе с коротеньким письмом, которое Тина перечитала раз сто.

«Ориол, считаю своим долгом сообщить тебе, что у тебя родилась дочь и что она здорова. Я больше не приеду, и ты никогда не увидишь своей дочери, потому что я не хочу, чтобы она узнала, что ее отец фашист и трус. Не пытайся отыскать меня и не проси никого это сделать: я не живу в доме твоей тети, мы с дочкой справимся со всем сами. Кашель у меня прекратился. Наверняка это ты его у меня вызывал.

Прощай навсегда».

Как жестоко, подумала Тина. И бросила рассеянный взгляд на Доктора Живаго, который улегся на компьютере и задумчиво созерцал почти весенний, полный дивных предвкушений пейзаж, простиравшийся за окном. Интересно, чем сейчас занят Арнау. Наверное, сложив ладони и устремив взгляд в бесконечность, предается молитве, которой мы его никогда не учили. Или поет в хоре. А может быть, проклинает тот день, когда ему пришло в голову отправиться в ад, из которого не так-то просто выбраться. Впрочем, возможно, он занят чем-то совсем иным. Как же я по нему скучаю. Потом она подумала о Жорди и вынуждена была признать, что, если бы у нее хватило мужества, она сделала бы то же, что Роза.