Голоса Памано

– Дочь моя, будьте добры выражаться уважительно.

– Святой Кирилл Александрийский, святой Стефан Венгерский, святой Фернандо Кастильский, Хосемария Эскрива, святой Винсент Феррер, святой Павел… Все они были агрессивными, жадными до власти, славы и богатства мужчинами.

– Я отказываюсь продолжать разговор в таком тоне.

– Прекрасно. Ничего не изменилось. Так я могу опротестовать одну из ближайших беатификаций?

– Но почему вы хотите ее опротестовать?

– Потому что к лику Блаженных хотят причислить человека, который не верил ни в Бога, ни в Церковь. А они говорят, что он умер как святой мученик.

– Красивая смерть.

– Вы прекрасно меня понимаете, святой отец. Этот человек не верил ни в Бога, ни в рай, ни в искупление грехов, ни в Святое причастие, ни в авторитет Святой Матери Церкви… Ни в святых, ни в ад.

Оба замолчали. Словно соизмеряя свои силы. Потом Тина продолжила настаивать:

– Он был героем, но никак не мучеником Святой Церкви.

– Но почему вы хотите услышать мое мнение по этому вопросу, дочь моя?

– Потому что я хочу помешать этому.

– Но почему, если вы не верите во все это?

– Потому что этот человек не заслуживает того, чтобы таким образом была предана его память.

Молчание. Мрак в исповедальне. Прошло столько времени, что на какое-то мгновение Тина подумала, что священник сбежал, унося на плечах свои сомнения. У нее даже хватило времени признать, что она упорствует в этом вопросе, потому что обижена на Церковь, которая украла у меня сына, не спросив, тайком, ночью; у меня, которая не верит ни в Бога, ни в Святое причастие, ни в пресуществление, как и Ориол Фонтельес, маки, которого хотят обрядить в Блаженного.

– Советую вам не лезть не в свое дело, дочь моя, – после долгих лет молчания сухо вымолвил священник.

– Спасибо, святой отец.

– Предоставьте решать проблемы верующих самим верующим.

– Но дело в том, что человек, о котором я говорю, как раз не верил в Бога!

– Я настаиваю, чтобы вы оставили все как есть. Вы же хотели от меня совета, разве нет?

Отец Ф. Релья, прочла Тина на табличке, прикрепленной к исповедальне. Отец Релья советует мне не лезть не в свое дело, подумала она, выйдя из собора и ослепнув от холодного колеблющегося света предвечерней поры. У нее ужасно болела голова. Чтобы доехать до Сорта, ей пришлось надеть цепи на колеса, потому что в районе Порта дель Канто дорожное полотно было запорошено снегом. Когда она припарковалась перед домом, было совсем темно, хотя еще времени было не много. Она взглянула наверх, на окна, и подумала Жорди еще не вернулся. Она закрывала машину, когда к ней подошел высокий худой мужчина, имевший совершенно замерзший вид, хотя на нем была теплая зимняя куртка, и, выпуская изо рта облако пара, спросил вы Тина Брос, учительница.

– Да. Что вы хотите?

– Мы можем поговорить у вас дома?

– Но о чем речь?

– Это важно.

– Но все-таки о чем речь?

Жорди попал в аварию. Арнау сорвался в пропасть во время молитвы; Юрий Андреевич забрался на дерево и не может спуститься. Нет, ради бога…

– Об Ориоле Фонтельесе.

– Что?

– Об Ориоле Фонтельесе. Так мы можем подняться?

– Нет. Что вы хотите?

– У меня есть сведения, что вы обладаете документацией, которая вам не принадлежит, и…

– Я? А можно узнать, откуда вам это известно?

– …И я предлагаю вам свои услуги, чтобы доставить ее по адресу.

– А вы знаете, кому она адресована?

– Да. Его дочери.

– Но мне сказали, что у него не было дочери.

– Я могу взглянуть на бумаги?

Тина направилась к подъезду. В дверях она обернулась к мужчине с замерзшим лицом, который следовал за ней.

– Нет. И передайте сеньоре Элизенде, чтобы она не беспокоилась, потому что я никогда не отдам ей бумаги.

– О какой сеньоре вы говорите?

– Прощайте, всего хорошего.

Тина вошла в дом и закрыла подъезд на ключ прямо перед носом у незнакомца. Потом, охваченная тревогой, поднялась по лестнице. Войдя в квартиру, наглухо заперла дверь и посмотрела на Юрия, который расслабленно медитировал, развалившись в кресле Жорди. Хотя она испытывала сильный голод, поскольку не успела пообедать, она все же прошла к компьютеру с твердым намерением закончить работу по копированию текста из тетрадей Ориола, поскольку вдруг четко осознала, что неизвестно как и почему, но с этого момента ей следует действовать в высшей степени осмотрительно. Не оглядываясь назад, она спиной почувствовала, что Доктор Живаго, чьи усилия по достижению полной релаксации были прерваны ее появлением, сладко, как умел только он, зевнул, и позавидовала ему.

24

Он принял это решение во время второго сеанса позирования. Алькальд Тарга, сидя за столом, пристально смотрел на художника, будто пытаясь разгадать все его тайны; суровое выражение его лица и ледяные голубые глаза навевали тоску.

– Все великие люди предпочитали портреты маслом фотографиям, – изрек он.

– Да.

– У тебя он должен получиться лучше, чем портрет сеньоры Вилабру, – вновь изрек он.

– Ни один портрет не похож на другой. Не шевелитесь.

– Кто ты такой, чтобы мне приказывать?