— Я не умею читать, — признаюсь я без тени стыда. — Не все живут на всем готовом, чтобы и дом был, и деньги на еду с одеждой просто так выдавали. Кое-кому приходится выживать, работая в поте лица, — и до освобождения, и
Джуно-Джейн вскидывает худенькие плечи и старательно завязывает шнурки на башмаках.
— Раз уж ты собралась покупать себе землю, то тебе, уж конечно, дадут бумагу, которую надо будет подписать. И как же ты, не умея читать, поймешь, что тебя не дурят?
Этой палец в рот не клади. И, главное, сколько бахвальства! Куда больше она мне нравилась, когда была в забытьи и держала рот на замке.
— Какой глупый вопрос, ей-богу! Само собой, я попрошу кого-нибудь прочитать, что написано. Кого-нибудь, кому доверяю. Буду я время тратить, чтобы учиться читать ради одной-единственной бумажки!
— А как ты проверишь, что этот твой чтец не лжет, а?
— До чего же ты подозрительная! Есть на свете люди, которым можно довериться! Среди цветных в том числе! Между прочим, с Севера частенько приезжают учителя и открывают для цветных школы! Может, с возможностями у нас сейчас туго, но уж найти кого-нибудь, кто умеет читать, — не ахти какая задача. — Хотя, сказать по правде, хозяйка терпеть не может, когда ее прислуга якшается с «саквояжниками» да учителями-северянами.
— Можно читать и для удовольствия! Если любишь интересные истории.
— Пф! Я лучше послушаю, когда их кто-нибудь рассказывает. Хотя сама знаю немало. Те, что мама рассказывала, а еще Тати и старики. Многое я услышала, пока старшие мастерили наряды для
В ее глазах впервые мелькает интерес, вот только до историй у нас дело вряд ли дойдет: нет времени. А как только доберемся до Госвуд-Гроува, так распрощаемся — больше я не желаю иметь никаких дел ни с ней, ни с мисси Лавинией.
Я натягиваю свои башмаки:
— А теперь растолкуй-ка, какие такие слова из газет отгонят от нас злых духов?
— Не слова, а
Я делаю несколько шагов и слышу, как шуршит бумага.
— Надо было и мне буквы сосчитать, прежде чем обуваться. Я бы тогда точно знала, сколько времени есть на побег! А то вдруг колдун и впрямь увяжется за мной да как начнет голосить: «Постой-ка минутку, дай я буковки сосчитаю!»
Джуно-Джейн обиженно глядит на меня, скрещивает на груди костлявые руки с острыми локтями:
— Никто тебя не заставлял класть в ботинки газету! Ты сама!
— Чтобы ты только затихла и мы наконец отправились в путь, — говорю я, снова окинув взглядом газеты на стенах. Надеюсь, ничего важного Джуно-Джейн не сорвала. — Может, соизволишь мне рассказать, о чем там написано, в этих газетах, пока мы не уехали? А то вдруг увезем что-то ценное!
Джуно-Джейн недовольно ерзает, хватается за заднюю часть своих бриджей, доходящих ей до коленей, и пытается спустить их пониже, а потом натягивает еще выше, чем было. Бьюсь об заклад, эта девчушка в жизни бриджей не носила.
— Они ищут пропавших друзей.
— Кто, газетчики?
— Нет, те, кто попросил напечатать в ней объявления, — Джуно-Джейн подходит к стене и тычет пальцем в верхний угол одной из страниц. Она покрыта маленькими квадратиками — похожая страничка была в Библии, которую масса приносил, когда кого-нибудь хоронили. Там в самом начале на отдельном листе он рисовал квадратик и вписывал в него номер могилы.
Рука Джуно-Джейн почти такого же цвета, как потемневшая от воды бумага. Ее указательный палец скользит вдоль верхней надписи.
— «„Пропавшие друзья“, — читает она вслух. — Мы получаем множество писем с просьбой сообщить сведения о ком-то из пропавших друзей. Все они печатаются в этом разделе. Объявления подписчиков „Христианского Юго-Запада“ мы размещаем бесплатно. Цена публикации для всех остальных — пятьдесят центов».
— Пятьдесят центов! — недовольно фыркаю я. — И за что, за строчки в газете? — Сколько же всего можно купить на эти деньги!
Джуно-Джейн оглядывается на меня и хмурится: