«Голоса снизу»: дискурсы сельской повседневности

Шура, сестра жены (свояченица)

Ну, за нее и разговор заводить приятно. Потому что все вопросы – где что купить, где что достать, – жена Дуся с Шуркой решают вместе. Они родились в один день, восьмого марта. Она работает в киоске, в колхозном. И если что-то в киоск привозят, капусту, например, Шура вечером приходит до нас: «Дуся, в киоск капусту привезли. Картошку хорошую…» И такие снабженческие вопросы решаются ими вместе.

Николай Мажула, муж Шуры (свояк)

А ее мужик, Николай Мажула, – он непонимающий человек. Он – такая человечина. Он заболел, рак почки. Я его тягал по всем врачам, в Краснодар, машиной. Если бы я ездил каждый день по городу, я бы был привыкший. Но я к этой езде не привык – там надо быть очень внимательным. Когда мы едем в Краснодар с ним, – то на комиссию, то на анализы – я заезжаю всегда в Тимашевку и там заправляюсь, 93-м бензином. Он платит. А почему 93-м? Потому что с перекрестка можно хорошо стартовать только на 93-м бензине. Он приемистый, мощный. А на 76-м ездить плохо – на нем и с перекрестка быстро не уедешь, и не перестроишься, и не обгонишь. Если у меня был навык городской езды, я бы и на 76-м мог гацацать. Но в городе на 93-м надо ездить. Обслуживал я его исправно. А он, вместо того, чтобы «спасибо» говорить и кланяться, на очередной попойке нажрався и каже: «Мишка, богач хренов! Ездил, с меня деньги тянул на бензин! Видите ли, его только 93-м заправлять изволь!..» Меня на этой пьянке не было, но мне про такие его слова моментально доложили. Я прихожу к нему и говорю: «Сволочь ты, Мыкола! Больше никто! Больше ко мне не подходи!» И он после этого в Новоминской лежал, ногу поломал, – я к нему не прихожу. А Шура не обижается на меня из-за этого. Она понимает. Она говорит: «Вы там хоть раком повставайте, но к нам с этими отношениями, с этой ругней не лезьте!» То есть она своего Миколу за это тоже осуждает. И Дуся так же кажет. Так что наши отношения с Мажулой – это только эпизод в наших семейных отношениях. И Мажула через это вылетел из нашего клана. Его нет. Он в «неприятели» перешел. (Смеется.) А Шура и Дуся все семейные вопросы автоматически решают. Взять ту же самую заготовку кормов. Достать где-то, своровать что-то – все это идет у них только вместе. Шура – родная сестра с моей женой. Они – близнецы, у них похожие характеры. А вот если убрать Шуру? Ну, чтобы это сильно отразилось на моей семейной жизни, этого нельзя сказать. Если бы, скажем, она уехала из Привольной, ничего вроде страшного. Как жили, так и будем жить. Но для моей жены это будет потеря сестры, близкого человека. То есть это будет для нас моральная потеря. А что касается потерь материально-воровского плана – это ерунда. Этим возможностям мы замену скоренько найдем. Не будет Шуры – будет какой-нибудь Вася! Не будет Васи, – взял бутылку самогонки, поехал на огород, там будет дядя Гриша. И он нам картошки с капустой через верх нагрузит. Но если Шуры не будет, это скажется на нашем семейном моральном климате, обязательно. До кого побегти?!. Мы в тесном семейном кругу настолько друг другу осточертели за эти 30 лет, что пойти к родному, но живущему отдельно человеку – это для души отдых и маленький праздник. Так что здесь главное – морально-родственные связи. И Шура эту моральную роль выполняет. На данный момент у них с Дусей – и правление, и администрация, и решения, и заседания. Понимаешь? Просто чтобы не замыкаться в кругу семьи, чтобы в нем не зацикливаться, нужны в семье такие окна, как Шура. Можно что-то сказать, что-то обсудить, что-то по-новому увидеть, что-то новое услышать. Можно обменяться информацией, получить поддержку, одобрение, или же умный совет. Или предостережение. Взять те же самые финансы: или бежать к кому-то, чтобы денег занять (а сейчас то ли дадут, то ли нет, неизвестно), или обратиться к родному человеку, к сестре. Эта финансовая связь с ней как-то надежнее и проще. Все-таки родственные связи есть родственные связи. Жена, Дуся, с Шурой больше всего общается. Вопросы кастрюль, ведер, огурцов, картошки – это их проблемы. Скажем, у той уксуса нет. Она бежит к сестре. А у этой нет приправы какой-то. Она тоже бежит до сестры. Вот, Шура выписала на ларек картошки, никому не слова еще не говоря, приходит и кажет: «Дуся, я завтра привезу картошки…» Это ж тоже много значит – своевременная информация. А с Николаем Мажулой, свояком, раньше мы дружили. В основном семьями. Всякие такие дела решали, домашние. Покуда я мог пить, покуда я мог с ним собутыльником быть, я с Николаем общался. А потом я бросил эту вредную привычку – пить. Ну, тридцать лет я по командировкам ездил. Можно было там спиться или нет? Да! А потом все это у меня на второй план отошло. Тут вот что надо сказать: Николай в наших былых отношениях был лидером. Потому что, во-первых, он немного постарше. Потом, – он раньше меня купил тяжелый мотоцикл. Я такой купил только через полгода после него. Он купил его с рук, я же купил на базе. В то время достать тяжелую технику было очень непросто. И то, что я купил мотоцикл на базе, это его задело. Его утешало только то, что у него у первого мотоцикл появился. Потом я покупаю «Запорожца», на базе. А достать тогда машину тоже было проблемой. Он полгода после этого обходил меня стороной, зубами скрежетал – завидовал мне. Потом он покупает «Москвича». Его сестры муж получил от колхоза право вне очереди «Москвича» купить как премию, за хорошую работу. Муж вскоре умер, и этот Мажула забрал у нее «Москвича». И мы с ним стали «не разлей вода». Он приезжал, мы эту машину налаживали, лазили. Он меня перепрыгнул с этой машиной, и сразу добрый стал. Начал строиться, я к нему ходил. Он гордый весь из себя. На меня так покровительственно смотрит. Теперь – я себе машину покупаю. Кончаю стройку дочке. И Мажулу как рукой от меня отбило! Мало того, он говорил, завидуя мне: «Стеклянный хрен ненадолго!» Мол, машина долго не проживет моя, потому что я ее сыну и зятю даю. И прибавлял: «Мишель показухой занимается…» Я сначала все Женькины деньги впрыснул в дом Наташи, а потом сказал ей: «Дочка, не обижайся, – у тебя крыша над головой имеется. И теперь все, что у меня есть, я использую для того, чтобы для Женьки, для твоего родного брата, машину купить». Я вроде неглупого десятка человек, хотя так о себе говорить не следует. Но когда я зарабатывал деньги – деньги, а не копейки! – я старался Наташу учить. Наташа не знала нужды в деньгах. У ней всегда хватало и на кофе, и на шоколадку, и на кино. Когда она в Красноярск поехала по распределению, я тоже старался ей помочь. Чтобы она не в общежитии жила, а могла отдельную квартирку снять. Она это и сделала. И хорошо получилось, потому что она познакомилась там с Юркой Козаком, и они были там вместе. И я так – и Наталке, и Женьке, и себе. Допустим, получал я 350 рублей.

50 рублей себе оставлял (Дуся их на свою книжку клала), а остальные клал детям. И у Женьки накопилось 14000 рублей, еще теми деньгами. Это две с половиной машины. И какая была мысль: Женька отслужит, женится, и машина у него в гараже стоит. Наталка выучится, замуж выйдет, – машина в гараже. А уж из этих двух машин я одну-то изредка возьму, в Каневскую съездить. Или в больницу. А Мажула свою машину никому не дает. Даже сыну. У него та машина уже чуть ли не сгнила. Он не дает даже подойти сыну к этой машине: «Сначала ты ее заработай!..» И его сильно бесило, что я так легко к машине отношусь, сыну ее даю, зятю. Такие люди, как Мажула, часто в станице встречаются. Хотя это и не типично для наших мест, но такие люди есть. Вот ко мне недавно Сулименков подъезжал. Мы с ним когда-то работали вместе. Его сыну сейчас 33 года, парень работает, женился. Тянется, строится. А отец его получил акции газпромовские. Потом он эти акции продал и купил себе машину, «Ниву». Мебель у себя в доме поменял. Представь себе, все это он сделал в 65 лет. И когда Женька разбил нашу машину, Сулименков встречает меня в бригаде и говорит: «Я, оце, дывлюсь на тебе, – чи ты такий дурак, чи ты жизни вообще не понимаешь!..» Я его спрашиваю: «А в чем дело? На каком основании ты так считаешь?» А он мне: «Что ж ты машину доверяешь этим засранцам молодым!?» Я ему: «А что же это мне машину сыну не доверять? Это ж его машина, по существу…» – «Как это его машина?» – «А так! Это его машина. Он ее разбил, и пусть делает с ней, что хочет…» Так этого Сулименка от моих слов чуть ли не перекоробило. И он понес: «Да чтоб мой хлопец к моей машине подошел! Да я его так погоню от нее!» Я ему: «Опомнись! Ведь 33 года мужику, семья тянется, колотится, а ты его от машины гонишь! Ну на хрен тебе эта машина, старичелло!? Ты что, ее в могилу с собой потащишь?..» Мы же все этой машиной распоряжаемся, семейно. Надо Юрке ехать – протянул руку за ключами и погнал. Так же ж и я, так же ж и Женька. Надо – бери. Машина-то наша для нас не цель, а средство. Средство передвижения. Ведь тот же Женька знает, если батька взял машину и поехал, то машина принесет какую-то пользу. Батька на ней что-то зробе, куда-то сбегае. Ему она нужнише в данный момент. Нужнише, чем ему, который поедет просто так, покататься, или к подружке, или до друга. У него эта потребность не первостепенная, а если батька машину взял, так это нужно, значит. Так же ж и Юрка! Он так же жизнь понимает, как я. А с Николаем Мажулой мы разошлись. Понимаешь, это все произошло из-за его характера, из-за его завистливости. Мы с ним сейчас совершенно отношений не поддерживаем. Только здороваемся. И то бывает, что я его увижу и отвернусь. Пошел, мол, ты на хрен!.