Голоса советских окраин. Жизнь южных мигрантов в Ленинграде и Москве

Некоторые мигранты выразили недовольство Горбачевым и ведущими политиками за то, что они отказались от изначальных обещаний перестройки. Крайние проявления разрыва между богатством и бедностью, с западными автомобилями и ресторанами, с одной стороны, и бездомными и старухами, продающими свои вещи на улице, с другой, поразили постоянных жителей Ленинграда и Москвы, включая представителей меньшинств. Беспокойство Бакчиева о том, что Горбачев хотел превратить СССР в «чужую страну», где разорваны связи между людьми и между республиками, повторялось и в других рассказах. Казбеков вспоминал: «Во время перестройки жизнь стала намного хуже. Все наше богатство было украдено у нас. Все, ради чего мы работали всю жизнь, пропало. Я потерял все свои сбережения [из-за инфляции]. Мы стали никем за одну ночь. Обокрали нас!»[1049] Айбек Ботоев, отчасти защищенный от экономических проблем своим привилегированным положением ведущего инженера-строителя, тем не менее почувствовал тревогу после насилия в Тбилиси и Баку в сочетании с экономическими неудачами перестройки. «Когда машина, известная как советское государство, перестала работать, когда она перестала штамповать идею интернационализма, должны были возникнуть проблемы. И мы увидели кризис русских: кризис их самооценки»[1050]. Мифический образ «старшего брата» был разрушен. Ведущее положение в сверхдержаве вызывало гордость; но что ценного для русских было в том, чтобы возглавлять государство в состоянии кризиса, готовое развалиться по швам? Зачем продолжать помогать бедным регионам, как их убеждала пресса времени гласности? Восточного блока уже не было, а государство казалось все менее и менее способным содержать старшего брата, первого среди равных.

Русские националисты возлагали вину за неудачи перестройки не только на режим, но и на тех, кто эксплуатировал нацию. Тимоти Колтон отмечал, что, хотя сами россияне на рубеже 1990-х гг. стали испытывать отвращение к бюрократическим процедурам, связанным с пропиской, сохранялись опасения, что ее ликвидация превратит Ленинград или Москву не в «Нью-Йорк или Лондон <…>, а в Калькутту или Мехико на русский манер: с лесными пожарами, трущобами и ожесточенной конкуренцией между мигрантами и коренными жителями»[1051]. Националистические группы начали движение «в народ» в 1989–1990 гг., когда «немотивированная русская молодежь» искала козла отпущения за рост безработицы и дефицит[1052].

Набирающая мощь, хотя и очень фрагментированная, националистическая пресса была выпущена на волю горбачевским законом о свободе печати в июне 1990 г.[1053] Периодические издания появлялись и исчезали, но общие тиражи падали из-за экономических трудностей. Часть антиправительственных сил пыталась завоевать популярность читателей вопиющими расистскими и националистическими заявлениями, изображая реформы Горбачева как создающие благоприятные условия для этнических меньшинств. Когда замаячила перспектива масштабной трансформации или конца СССР, этнически чистая Родина стала для них приоритетом. Евреи играли главную роль в образах инаковости и эксплуатации, пресса подчеркивала популярные представления о том, что они являются самой богатой этнической группой Москвы и получают наибольшую выгоду от рыночных реформ[1054]. «Память» и другие организации говорили о союзе евреев и советских политиков-реформаторов. Они вместе, по словам Казбекова, безжалостно грабили среднестатистических (в данном случае русских) граждан. Необходимо было объединить русских, украинцев и белорусов в единый фронт, чтобы спасти славянские нации от еврейской катастрофы[1055]. В начале 1991 г. националистическая газета «Русские ведомости» связала антисемитизм с возможным постсоветским будущим в статье «Россия для русских»[1056]. Ее автор повторил распространенную жалобу на то, что русские всегда были народом без государства – РСФСР, единственная среди союзных республик, не имела своих институтов. Русские брошены на произвол судьбы в Советском Союзе. Автор сравнил бедственное положение России и Палестины; обе были территориями, на которых евреи могли эксплуатировать людей без гражданства. Требовались радикальные меры, чтобы дать отпор еврейскому господству, укрепившемуся во время перестройки. Еврейский народ предлагалось переселить в периферийные районы Украины, возможно, воссоздав черту оседлости царской эпохи и позволив русским беспрепятственно управлять постсоветским государством, которое могло появиться уже в 1991 г.[1057]