Голоса в темноте (Land of the Living)

to ... what? Accept him? Which was the right choice? I didn't know. Always and above all I had to stop myself believing that it probably didn't matter what I did.	надо его приласкать. Если он мучил женщин за то, что был отвергнут, тогда я должна... что? Принять его? Каков правильный выбор? Я не знала.
I didn't count the time without the wire. It didn't seem to matter. But after a time he came back in. I felt his presence. A hand on my shoulder made me start. Was he checking I was still alive?	Я не считала секунд без проволоки. Казалось, это не имело значения. Но через какое-то время он вернулся. Я почувствовала его присутствие. Рука на плече заставила меня вздрогнуть. Неужели он проверял, жива я или нет?
Two choices. I could escape in my mind. The yellow butterfly. Cool water. Water to drink, water to plunge into. I tried to re-create my world in my head. The flat. I walked through the rooms, looked at pictures on the wall, touched the carpet, named the objects on shelves. I walked around my parents' house. There were odd blanks. My father's garden shed, the drawers in Terry's desk. But still. So much in my head. So many things. In there and out there. But sometimes as I was wandering through these imaginary rooms, the floor would disappear from beneath my feet and I would fall. These mind games might be keeping me sane but I mustn't just keep sane. I must also keep alive. I must make plans. I wanted to kill him, I wanted to hurt, gouge, mash him. All I needed was an opportunity but I couldn't see any possibility of an opportunity.	Две возможности. Уйти в свои мысли. Желтая бабочка. Прохладная вода, которую можно пить. Я пыталась воссоздать свой мир в голове. Квартиру. Я ходила по комнатам, рассматривала картины на стенах, трогала ковер, называла предметы на полках. Бродила по родительскому дому. Возникали странные провалы памяти. Отцовский сарай в саду, ящики в столе Терри. И тем не менее. Столько всего в моей голове. Такое множество вещей. Но иногда, когда я прогуливалась по воображаемым комнатам, пол исчезал у меня под ногами, и я падала. Игры сознания поддерживали меня в здравом уме, но я знала, что недостаточно сохранить рассудок. Я должна была еще оставаться в живых. Я намеревалась его убить, причинить боль, выпотрошить и размазать. Для этого требовалась только возможность. Но вероятность того, что она представится, была крайне ничтожна.
I tried to imagine that he hadn't really killed anybody. He might be lying to scare me. I couldn't make myself believe it. He wasn't just making an obscene phone call. I was here, in this room. He didn't need to make up stories. I knew nothing about this man but I knew he had done this before. He had practised. He was in control. The odds against me were bad. They were as bad as they could be. So any plan I could come up with didn't have to have a particularly good chance of success. But I couldn't think of any plan at all that had any chance of success. My only plan was to stretch it out as long as I could. But I didn't even know if I was stretching it out. I had a horrible feeling another horrible feeling, all my feelings were horrible that this was all on his timetable. All talk, all my feeble plans and strategies, was just noise in his ear like a mosquito buzzing around his head. When he was ready, he would slap it.	Я хотела убедить себя, что он никого не убивал по-настоящему. Наверное, лгал, чтобы запугать меня. Но не поверила себе. Он же не ограничивался сквернословием по телефону. Я тут, в его комнате. И ему не требовалось что-то сочинять. Я о нем ничего не знала, однако понимала, что он совершал такое и раньше. Натренировался. Чувствовал себя в своей тарелке. Так что мои шансы казались неважными. Можно сказать, хуже некуда. И любой план не мог претендовать на успех. Более того, он вообще не приходил мне в голову. Нужно было потянуть как можно дольше. Но я не понимала, удается мне это или нет. Меня посещало очередное ужасное чувство, и что-то подсказывало: все идет по его расписанию. А разговоры, мои нелепые планы и фантазии для него всего лишь звук, будто писк комара у уха. Когда захочет, он меня прихлопнет.
"Why do you do this?" "What?"	— Зачем вам это понадобилось? — Что?
"Why me? What have I done to you?" A wheezing laugh. A rag stuffed in my mouth.	— Что я вам сделала? Смех с присвистом. И опять кляп у меня во рту.
More knee pull-ups. I couldn't do more than sixteen. I was getting worse. My legs hurt. My arms ached.	Снова подтягивание колен. Но я одолела только шестьдесят. Слабею. Ноги болят, руки ломит.
Why me? I tried to stop myself asking the question but I couldn't. I've seen pictures of murdered women, in newspapers and on TV. But not murdered. Hardly ever. No. I'd seen them when they thought their lives were going to be ordinary. I suppose that when the families give the photos to the TV companies they choose the prettiest, smiliest pictures. They're probably from high-school yearbooks most of the time. But they're blown up larger than they were meant to be. It gives them a slightly blurry, creepy feel. They don't know what's going to happen to them and we do. We're not like them.	Почему я? Я пыталась перестать задавать себе этот вопрос. Я видела в газетах и по телевизору фотографии убитых женщин, но не те, где они были мертвыми. Фото были сделаны в тот период, когда женщины еще жили. Наверное, родственники, отбирая снимки на телевидение, давали самые привлекательные. Чаще всего из школьных ежегодников. Изображение было увеличено больше, чем позволял формат. И от этого казалось размытым, а погибшие вызывали жутковатое чувство.