Голоса Варшавского гетто. Мы пишем нашу историю

С Маршалковской и Вейской
шли подводы еврейские:
табуретки, диваны,
узелки, чемоданы,
сундуки и кастрюли,
занавески из тюля,
книги, платья, рубашки
и кофейные чашки.
Арсенал поварешек
и серебряных ложек,
сковородки и миски
едут с Вейской на Слискую.
А в пальто – полкраюхи
да бутылка сивухи.
На телегах и фурах
едет братство понурых…

Вскоре с улицы Слиской

переедут на Низкую
табуретки, диваны,
узелки, чемоданы…
Только жаль, упорхнули
занавески из тюля.
Нет прабабкиных брошек
и серебряных ложек,
нет ни платьев, ни книжек,
ни других мелочишек,
даже чашки и миски —
всё осталось на Слиской.
Лишь в пальто – полкраюхи
да бутылка сивухи.
На телегах и фурах
едет братство понурых…

После Низкой, однако,

наше место в бараках.
Нет подушек пуховых
и приборов столовых,
нет ни книг, ни рубашек,
ни фарфоровых чашек,
подевались куда-то
сковородки, халаты…
Что за странное дело?
Лишь пальто уцелело.
Ни грамулечки водки —
только хвост от селедки.
И пешком да без фуры
мы плетемся понуро.

После двинут на Смочую,

кто до жизни охочие —
без диванов, роялей,
канотье и сандалий,
без подушек пуховых,
без приборов столовых.
Чемодан в одни руки,
перешитые брюки
да водицы полфляги.
И шагали во мраке
по брусчатке зловещей,
где валялись их вещи.

И обратно в бараки

шли евреи во мраке —
саквояж, рюкзачишко —
теплый свитер, бельишко —
и в молчаньи покорном
шли по улицам черным.

Наши дни всё короче,

всё студёнее ночи…
Марш под окрики злые!
Только руки пустые,
          лишь в кармане ветшалом —
          пузырек с люминалом.

В опустевших жилищах

от Умшлага до Вейской
всё хозяев не сыщет
призрак жизни еврейской.
В опустевших квартирах
занавески из тюля,
пианино, костюмы,
сундуки и кастрюли,
еще бродит по кухне
запах зерен кофейных,
еще светят улыбки
с фотографий семейных.
Не дочитана книга
и вино не допито,
и бубновая дама
всё еще не убита.
Туфлям хочется танцев —
пусть хозяйка пропала,
но тепло ее тела
не забыть одеялу.
Новым людям давно бы
здесь пора поселиться…
И в пустые квартиры
скоро въедут «арийцы».
Окна плотно закроют,
не впуская простуду.
Перестелят кровати,
перемоют посуду
и надрают кофейник,
и белье постирают,
даже партию в бридж
до конца доиграют.
И останется только,
как финал всем финалам,
в опустевшем вагоне
пузырек с люминалом…
Но однажды луна
жутким светом заблещет,
и квартиры покинут
еврейские вещи,
побегут по дорогам,
по темным кварталам,
и пойдут, наконец,
спотыкаясь, по шпалам.
Табуретки, диваны,
узелки, чемоданы,
книги, платья, рубашки
и кофейные чашки…
И уйдут навсегда —
вот вам честное слово! —
и никто, никогда
не увидит их снова.
Только ляжет на стол
перед всем трибуналом
подтвержденье вины —
пузырек с люминалом.