Голосуйте за Берюрье!

Мятущийся ветер, срывающий ставни,
Словно прическу, к земле пригибает лес.
Сталкивающиеся деревья издают мощный гул,
Подобный шуму морей, перекатывающих гальку.

Эти выученные еще в начальной школе стихи неотступно толкутся в моем подсознании. Я полностью просыпаюсь. Уже светло, и над Сен-Тюрлюрю гудит сильный ветер. Я не знаю, кто посеял этот ветер, но в любом случае сеятель ветра пожнет бурю. А поскольку год удачный, он может надеяться и на ураган. Рыбачьи суда, должно быть, рыбачат у Ньюфаундленда! Так что, ребята, треска снова поднимается в цене!

Ставни гостиницы изо всей силы хлещут по щекам фасада. Обломки веток липнут к стеклам, после того как их долго носил по воздуху шквалистый ветер. Ну и лето! Вот бы подарить его моему налоговому инспектору! Бесподобное зрелище – смотреть, как носятся по ветру в такую бурю налоговые листки! Кастелянша отеля, видя, что ветер сорвал веревку, на которой сохли скатерти и салфетки, взывает о помощи. Получился отличный бумажный змей, который позабавил бы младших школьников!

Я смотрю, который час на моем личном хронометре. Ровно семь утра. Принимаю душ, бреюсь, натираюсь лосьоном, одеваюсь и направляюсь в столовую.

Бывший унтер-офицер Морбле уже давно на ногах. Его хорошо нафабренные усы блестят, как тюлений хвост. Похоже, он весел, как при эпидемии холеры.

– Уже на ногах? – спрашиваю я.

Он пожимает плечами.

– Я всегда встаю в четыре часа, – отрезает он. – Только по утрам возможна хорошая работа!

– Кроме работы ночного сторожа, – мягко возражаю я.

– Я хотел сказать: в нашей профессии, мой мальчик. У вас есть что-нибудь новое?

– Еще нет.

– Я так и думал. Вы, молодые, ведете следствие подобно тому, как дети играют в «семь ошибок» – с карандашом и бумагой

Рыжая кастелянша, которой все-таки удалось поймать летающего змея – веревку с бельем, подает нам завтрак.

– Ваш подчиненный, – обращается ко мне Морбле, – подложил мне вчера вечером хорошую свинью.

– Это я отправил Берюрье на задание, – Поясняю я.

– Мне из-за него пришлось остаться несолоно хлебавши и, как говорится, потуже затянуть пояс

– Ему тоже, – с трудом сдерживаю я смех.

Раздается приглушенный телефонный звонок

– Гляди, он еще работает?

В пижаме, разомлевший от сна, появляется великолепный и торжественный Берю.

– Приятного аппетита, господа! – бросает он.

– Привет, Рюи-Блаз, – отвечаю я.

Толстяк почесывает у себя между ног.

– На улице такой ветрище, что даже у жандарма отвалились бы рога, – заключает он

– Послушайте, – протестует Морбле, – мне не очень нравятся подобные шуточки.

– Прошу прощения, – смущенно оправдывается Толстяк. – Я сказал это без задней мысли. Без всякого намека26 на вас.

– Надеюсь, друг мой, надеюсь. Мадам Морбле всегда хранила безупречную супружескую верность.

Появляется рыжая кастелянша.

– Господин комиссар, – зовет она – Вас к телефону. Но так плохо слышно, боже мой, Так плохо слышно!

– При таком сифоне27 – объясняет Верзила, – ничего удивительного. У женщин, которые сегодня наденут пышные юбки, будет хорошая клиентура, уж поверьте! Это я вам говорю.

Я беру Трубку, которая болтается на проводе в застекленной кабине

– Алло!

Пунктуальный голос спрашивает меня, действительно ли я Сан-Антонио. В этой буре я вылавливаю лишь один слог из двух.

– Да, да, да, да! – повторяю я в надежде, что моему собеседнику удастся уловить хоть одно «да» из четырех

–...вам... на немед... я... ться!... лила вая......бе...

– Мне надо немедленно явиться и куда-то бежать?

– Нет! Новая... произошла!

Я надрываюсь.

– Новый факт? Вы говорите, что произошло новое событие?

– Да

– Но говорите же, черт возьми!

Человек говорит, но напрасно. Теперь наш разговор представляет собой какое-то пюре из гласных звуков. И я вешаю трубку

– Ну, Толстый, в путь! – роняю я. – Похоже, что-то случилось еще

– Что еще?

– Я не смог разобрать, что мне говорил звонивший Я бегу, а ты Меня догоняй на своей машине. И смотри, не забудь пристегнуть ремень безопасности. При таком ветре это надежнее!

Глава Х

В комиссариате то же столпотворение, что и позавчера. Люди толкутся у входа. При моем появлении все умолкают. Журналисты украдкой поглядывают на меня и исподтишка посмеиваются. Я прорываюсь в кабинет местного комиссара. Он даже не успел побриться и похож на заплесневелую грушу.

– Ужасно, – бормочет он, – просто ужасно!

– Что происходит, дорогой коллега?

– Независимый кандидат... Погиб этой ночью.

Я топаю ногами.

– Как? Что вы говорите? Это шутка!

– Увы... увы... увы!

– Как это произошло?

Он трясет удрученно своей бедной головой.

– Подождите! Один из инспекторов, которому было поручено его охранять, вам все расскажет

Он зовет.

– Мартине!

Мартине прилетает стрелой, словно ласточка. Но вовсе не та ласточка, которая предвещает весну, – и это написано на его искаженной физиономии.

– Итак, вы позволили обвести себя вокруг пальца? – ору я.

Он бормочет:

– То есть, господин комиссар!

– То есть что? Ну-ка, выкладывайте подробности!