Голова, полная призраков

– Ну-у… – Я потянула слово, позволив губам подольше оставаться сложенными в трубочку. – Мы начали читать «Чарли и шоколадную фабрику». Ронни рассмешил меня, когда показал, как Глуп пьет из шоколадной реки. Он встал на четвереньки и изобразил, будто бы облизывает ковер. Он крикнул: «Шоколад, вкуснотища какая!» – Я продемонстрировала мою версию смешного немецкого акцента Ронни. – Впрочем, миссис Хулбиг его проделка не показалась смешной.

Мама сказала:

– Хмм, интересно. Он, скорее всего, видел отвратительную экранизацию с Джонни Деппом. То, что детям твоего возраста нравится этот фильм, а не оригинальная версия с Джином Уайлдером, – абсолютное святотатство.

– Да в чем проблема-то, мам? – проговорила я, подражая голосу Вонки и его манере держаться в исполнении Деппа: отсутствующая улыбка, жутковатый голос с придыханиями и шепелявостью – и ничего больше.

Папа заметил:

– Хорошо получилось. Признаю, ты отлично умеешь подражать голосам, Мерри.

– Правда?

Мама и Марджори застонали одновременно.

– Правда. Ты всегда отлично пародировала людей и говорила смешными голосами.

С каждым словом я меняла тембр и тон.

– Я умею менять голос.

– Прекрасно. Теперь она будет забавляться этим всю ночь, – проронила Марджори.

– Я умею менять голос!

Мама сказала:

– Ты не представляешь, что теперь будет.

Я погоготала на разный манер, затем резко прервала себя.

– Ой, мама! Почти забыла. Завтра в школе день головных уборов. Мне нужно что-то нахлобучить на голову! Что я могу надеть?

– Не знаю. Поищем что-нибудь подходящее после ужина.

Папа сказал:

– Ты можешь взять мою кепку Ред Сокс[19].

– Ни за что! – Я инстинктивно прикрыла голову руками. В нашей семье бытовала легенда, что эта кепка была старше Марджори и никогда не стиралась. Прежде белая лента внутри кепки почернела. Красная буква «Б» была на вид закопченной, а козырек потерял форму и был в пятнах пота. Не так давно папа гонялся за нами с кепкой в руках и пытался нацепить ее нам на головы. Мы со смехом и воплями убегали. Игра обычно завершалась, когда я начинала нудеть и жаловаться, что он больше гоняется за Марджори, чем за мной. Это, по правде, так и было, но, к чести Марджори, бегать за ней интереснее, потому что ее тяжелее догнать. Хотя я и была быстрой, но постоянно сдавалась, останавливалась, валилась на землю и скатывалась в шарик. Папа на пару секунд нацеплял кепку на меня, а потом ускакивал с дурашливыми возгласами за уносившей ноги Марджори. Ее насмешки достигали цели, поэтому, когда он ее ловил, ей доставалось по полной: он совал кепку прямо ей в лицо, пока к ее неустанным «папа, хватит» не примешивалась доля раздражения. Той ночью за кухонным столом казалось, что забеги с кепкой остались в доисторическом прошлом, хотя последний раз мы их устраивали всего несколько месяцев назад, на барбекю по случаю Дня труда[20]. Тогда папа умудрился перевернуть складной столик, смахнув все бумажные тарелки и пластиковые приборы.

Мама заметила:

– Джон, мы же не хотим, чтобы ее выпроводили из школы со вшами. – Это была шутка, но достаточно едкая.

Я сказала:

– Я хочу что-нибудь смешное и прикольное. Марджори, можно я поношу твою бейсбольную кепку с блестками?

И мы втроем взглянули на Марджори.

Как я сейчас припоминаю, в тот момент мне казалось, что ее ответ позволит нам вернуть все вспять, к тому моменту, когда все было как прежде. Папа сможет найти работу и перестанет вечно молиться. Мама будет радостной, снова будет просить Марджори не сидеть в своей раковине и показывать нам смешные клипы на YouTube. Мы будем есть не только спагетти за ужином. Но, что важнее всего, Марджори снова станет нормальной. Все будто в порядке, если только Марджори согласится дать мне поносить блестящую кепку, которую она смастерила несколько лет назад на уроках труда в школе.

Чем дольше мы смотрели на Марджори в ожидании ответа, тем больше накалялась обстановка в комнате. Я поняла, что прошлое никогда не вернуть.

Марджори прекратила наворачивать спагетти на пальцы. Она открыла рот, откуда прямо на ее тарелку с пастой медленно вытекла рвота.

Папа:

– Боже мой!

Мама:

– Дорогая, что с тобой? – Она вскочила со стула, подошла к Марджори, встала за ней и придержала ее волосы.

Марджори никак не отреагировала ни на маму, ни на папу. Она вообще не издавала звуков. У нее не было рвотных позывов или невольных содроганий, как бывает обычно, когда кого-то тошнит. Рвота лилась из нее, будто вместо рта у нее был открытый кран. Блевотина была цвета весенней травы. Изжеванные спагетти казались на вид странно сухими и по консистенции походили на собачий корм.

Она не сводила глаз с папы, пока рвота заполняла тарелку. Блевотина переливалась из тарелки на стол. Закончив, Марджори утерла рот рукавом.

– Нет, Мерри. Я не разрешаю тебе взять мою кепку. – Она говорила не своим голосом. Это был низкий рокочущий голос взрослого человека. – Ты можешь ее чем-то запачкать. Не хочу, чтобы ты ее испортила. – Она засмеялась.

Папа произнес:

– Марджори…

Марджори кашлянула. Ее снова вырвало на и без того полную тарелку.