– А
Громче всех хохотал мужчина с галстуком. Мне он не понравился. Он был слишком высоким и прямым, будто бы ему в спину вставили металлические стержни. Его пиджак был украшен на локтях темными заплатами. Цвет волос у него был странный, почти коричневый, какого-то неестественного оттенка. Его кожа казалась ненастоящей. Лицо его было будто собрано в кучку. Назвав меня прекрасной маленькой леди, он заявил, что для него великая честь быть знакомым со мной. Я ответила:
– Знаю. Спасибо. – Троица расхохоталась, будто бы услышала самую смешную шутку на свете. Они не смели меня больше задерживать. Я продолжила бродить по дому, останавливаясь рядом со знакомыми мне людьми и задавая им заведомо несуразные вопросы. В конце концов я вернулась к отцу Уондерли, который в полном одиночестве уминал крендельки у обеденного стола.
Я спросила у него:
– Что бы вы предпочли: ноги размером с пальцы или пальцы размером с ноги?
Он ответил:
– Думаю, что мне никогда не задавали подобный вопрос. Оба варианта представляются ужасающими, согласна? – И он помахал мне в камеру.
Марджори и мама все еще были наверху. Марджори всегда находилась в компании мамы или папы, а время от времени к ним присоединялись отец Уондерли и оператор. С Марджори все как-то поутихло после моих «откровений» о встрече в подвале. Она обедала и ужинала с нами, иногда ходила в школу, иногда сидела дома, постоянно слушала музыку, периодически возбужденно обменивалась с кем-то СМС, временами смотрела с нами телевизор. Но по большей части Марджори безвылазно сидела у себя в комнате, однако ее неуловимое присутствие ощущалось во всем доме. Я начинала все больше верить в то, что она в самом деле прикидывается и что все с ней в порядке. Вопреки своему обещанию сохранить секрет, я подумывала рассказать все, о чем мы с ней говорили, Кену. Но в этот момент я всеми силами старалась не попадаться никому на глаза, чтобы умудриться посмотреть шоу.
Мама спустилась и заявила, что мне бы уже пора идти спать, как раз незадолго до моего обычного времени отхода ко сну – в 21:15 (премьера пилотной серии шоу была запланирована на 22:00). Спорить было бессмысленно. Все собравшиеся внизу помахали мне на прощанье и проводили меня уважительным и умиротворенным напевом «Спокойной ночи, Мерри».
Папа поднялся со мной по лестнице, поцеловал меня в макушку и подтолкнул в сторону ванной. Быстро пожелав мне доброй ночи, он отправился назад на вечеринку.
Мама уже успела снять пояс с двери в моей спальне и сидела на краю моей кровати, возясь с радиобудильником. Она переключилась на станцию, которая, судя по рекламе, транслировала «волшебную музыку на сон грядущий». Мама сказала:
– Я оставлю радио включенным, чтобы тебе не мешал шум снизу.
Я не протестовала. Я собиралась просто отключить радио, как только останусь одна. Вместо слов я дунула ей в лицо.
– Ой, что ты делаешь?
– Я только что почистила зубы. Вкусно пахнет?
– Бесподобно. Забирайся в кровать. Ты снова собираешься спать одетой?
– Да, у меня очень уютная одежда. – На мне была рубашка с принтом «Чудо-женщины» и голубые треники. Мне нравилось спать в одежде на случай, если ночью потребуется выбежать в коридор.
На шкафчик я положила свой карманный блокнот, камеру и очки. Камеру я подключила к проводу, как меня учил Кен. Красный огонек указывал, что камера заряжается. Я поставила ее так, чтобы с кровати можно было увидеть момент, когда индикатор станет зеленым.
Я перебралась через колени мамы и закуталась в простыню. Мама шутливо шлепнула меня по попе.
– Мам!
– Прости. Не удержалась. Это ты накрыла одеялом свой домик?
– Да. – С этими словами я поглубже забралась под простыню. В середине дня я, разместив камеру на кровати, засняла, как я забрасываю на домик свое старенькое и тоненькое детское голубое одеяло. Его хватило на то, чтобы закрыть передние окошки.
– Мы можем отнести домик обратно вниз, если хочешь. – Мама не стала спрашивать о том, зачем я накрыла домик одеялом, как и о том, кто, как и когда втащил его обратно ко мне в комнату.
– Хорошо.
Верхний свет все еще горел. Мама смахнула челку с моего лба. Ей было тяжело смотреть мне в глаза. Из-за опухших и покрасневших глаз она казалась старше своих лет. Мама вымучила из себя неуверенную, печальную улыбку. У меня промелькнула мысль сказать ей, что зубы у нее сильно пожелтели из-за чрезмерного курения.
Я легла на бок, отвернувшись от нее, и попросила помассировать мне спину. Мама принялась за дело, сопровождая движения своей любимой песенкой о человеке, попавшем в снежную лавину.
– Ты пойдешь к Марджори или спустишься вниз смотреть шоу?
– Я пойду вниз, выпью бокал вина, а то и четыре бокала, и буду смотреть. Не хочется, но мне кажется, что я должна увидеть это.
– А я хочу.