Голова профессора Доуэля

День и ночь сменялись всё быстрее… Солнце проносилось по бездне-небу, и наступала ночь, звёзды неслись с той же бешеной скоростью, и опять солнце, и опять ночь… Вот, в свете солнца, я вижу, как сорвался и упал забор, открыв горизонт, Я вижу высохшее дно моря, опустошённую землю… Я вижу, что скоро конец…

Но люди ещё есть на Земле… Я слышу, как говорит небольшой громкоговоритель нашей радиостанции…

Земля опустошена почти до полюсов. Всё гибнет… Это последняя уцелевшая радиостанция, на острове Врангеля.

Она подаёт сигналы, ждёт и не получает ответа… Радиоволны летят в мёртвую пустоту… Молчит земля, молчит и небо.

Дни и ночи так быстро сменяют друг друга, что всё сливается во мглу… Солнце, пролетая по небу, чертит огненную полосу на тёмном фоне, – вместе с последними остатками атмосферы земля потеряла свой голубой полог, свет небесной лазури… Луна уменьшилась в размерах, земля уже не может больше удерживать своего спутника, и луна удаляется от земли…

Я чувствую, как толстые стёкла нашего стеклянного пола напружились, стали выпуклыми, дрожат… Скоро они не выдержат, и я провалюсь в бездну…

Кто это ворчит рядом со мной?.. А, профессор Вагнер.

Я с трудом поднимаюсь: бешеная скорость земли наполнила свинцом моё тело. Я тяжело дышу…

– Вы!.. – обращаюсь со злобой к профессору Вагнеру. –

Зачем вы сделали это? Вы погубили человечество, вы уничтожили жизнь на земле… Отвечайте мне! Сейчас же уменьшите движение земли, иначе я…

Но профессор молча отрицательно качает головой.

– Отвечайте! – кричу я, сжимая кулаки.

– Я не могу ничего поделать… очевидно, я допустил ошибку в расчётах…

– Так вы заплатите за эту ошибку! – вскричал я и, совершенно обезумев, бросился на Вагнера и начал его душить… В этот же момент я почувствовал, как трещит наш пол, лопаются стёкла, и я, не выпуская Вагнера, лечу с ним в бездну…

V. «НОВЫЙ СПОСОБ ПРЕПОДАВАНИЯ»

Передо мною улыбающееся лицо профессора Вагнера.

Я с удивлением смотрю на него, потом вокруг себя.

Раннее утро. Голубой полог неба. Море синеет вдали. У

веранды две белые бабочки мирно порхают. Мимо меня проходит экономка с большим куском сливочного масла на тарелке…

– Что это?. Что всё это значит? – спрашиваю я профессора.

Он улыбается в свои длинные усы.

– Прошу извинения, – говорит он, – что я без вашего разрешения и даже не будучи с вами знаком, использовал вас для одного опыта. Если вы знаете меня, то вам, вероятно, известно, что я давно работаю над разрешением вопроса, как одному человеку вместить огромную массу современных научных знаний. Я лично, например, достиг того, что каждая половина моего мозга работает самостоятельно. Я уничтожил сон и утомляемость…

– Я читал об этом, – ответил я.

Вагнер кивнул головой.

– Тем лучше. Но это не всем доступно. И я решил использовать для педагогических целей гипноз. Ведь в конце концов и в обычной педагогике есть доля гипноза… Выйдя сегодня рано утром на прогулку, я заметил вас… Вы уже не первый день дежурите за можжевёловым кустом? – спросил он с весёлой искоркой в глазах. Я смутился.

– Ну, вот я и решил наказать вас за ваше любопытство, подвергнув гипнозу…

– Как, неужели всё это было?..

– Только гипнозом, с того самого момента, как вы увидали меня. Не правда ли, вы всё пережили как реальность? И уж, конечно, никогда в жизни вы не забудете пережитого. Таким образом, вы имели возможность получить урок наглядного обучения о законах тяжести и центробежной силы… Но вы оказались очень нервным учеником и под конец урока вели себя несколько возбуждённо…

– Но сколько же времени продолжался урок?

Вагнер посмотрел на часы.

– Минуты две, не более. Не правда ли, продуктивный способ усвоения знаний?

– Но позвольте, – вскричал я, – а это стеклянное окно, эти скобы на земле!. – Я протянул руку и вдруг замолчал.

Площадь двора была совершенно ровною; не было ни скоб, ни стеклянного круглого «окна»…

– Так это… тоже был гипноз?

– Ну, разумеется… Сознайтесь, что вы не очень скучали за моим уроком физики? Фима, – крикнул он, – кофе готов?

Идёмте завтракать.

СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ

1. ПОД СТАРОЙ ЛИПОЙ

– Нет, трудно в наше время быть «собственным корреспондентом». Я, как говорится, выбит из седла и не знаю, о чём теперь писать. Вы помните мой рождественский фельетон? Я сделал любопытный подсчёт – сколько десятков миллионов бутылок вина и шампанского выпили берлинцы за праздники и сколько сотен миллионов килограммов съели свинины и гусей. Немцам это показалось обидно. «А, он хочет доказать, что нам совсем не плохо живётся, и что, следовательно, мы можем гораздо аккуратнее платить военные долги?» Дело дошло до дипломатических осложнений. Мне пришлось объясняться и извиняться13.

– На таких фельетонах журналисты делают имя, – сказал Лайль, отпивая кофе.

– Разные бывают имена, – ответил Марамбалль. – Меня едва не отозвала редакция обратно в Париж. И я теперь решительно в затруднении. Нельзя же всё время писать о новых постановках и выставках картин!