Приятели замолчали, занявшись завтраком. Каждое утро они встречались здесь, в Тиргартене 14 , занимали столик под старой тенистой липой, пили кофе и делились новостями.
Марамбалль – собственный корреспондент газеты
«Тан» – двадцатипятилетний молодой человек с чёрными
13 Случай, имевший место в действительности в 1927 году.
14 Тиргартен – общественный парк в Берлине.
усами и живыми, весёлыми глазами, очень подвижный, беспечный и жизнерадостный, и Лайль – корреспондент лондонской газеты «Дейли Телеграф», замкнутый, сухой, бритый, с неразлучной трубкой в зубах. Несмотря на разность в характерах, они были большими друзьями. Даже профессиональное соперничество не портило этой дружбы.
Лайль допил кофе, выпустил клуб дыма и сказал:
– Ну что же, облюбуйте какой-нибудь берлинский
Чарнинг-Кросс15 и напишите теперь о бедноте.
– Благодарю вас. Меня, чего доброго, заподозрят в большевизме, и редакция уж наверное отзовёт меня после такого фельетона.
– Всё зависит от того, как вы построите фельетон.
– Ах, надоело мне это!. Вы слыхали новую негритянскую певицу мисс Глоу? Она выступает в цирке Буша. Уж действительно Глоу16. От её пения несёт зноем африканской пустыни. Траляляляля! Изумительно! Непременно пойдите. И зачем только столь очаровательный голос она держит в чёрном теле! Эй, эфемерида, пожалуйте сюда!
Молодой грек, в белом костюме и соломенной шляпе, с чёрными, грустными, маслянистыми, большими глазами и орлиным носом, подошёл к столику, раскланялся, церемонно подняв шляпу, и присел на край стула.
– Жарко, – сказал Метакса – так звали грека, – обтирая влажный лоб шёлковым платком.
– Как называется газета, в которой вы работаете? –
спросил Марамбалль, подмигивая Лайлю.
15 Колоссальная арка в Лондоне, у которой собираются бездомные.
16 Glow (англ) – «жар, яркость, пыл».
– «Имера».
– Химера?
– «Имера», что значит «день». Хорошая газета, афинская, шестьдесят тысяч тираж.
– Ого! И вы посылаете туда эфемериды17? Вот мы тут спорили с Лайлем, – и Марамбалль опять подмигнул
Лайлю, – каково первоначальное значение слова «комедия»?
– «Космос» значит «разгул», – серьёзно отвечал Метакса, – «оди» – «песнь». «Комодоя» – весёлое пение в честь Вакха-Дионисия18. Так произошло слово «комедия».
– И, окинув журналистов ласковым взглядом, Метакса спросил: – Вы не знаете последней новости? Говорят, вчера подписано тайное соглашение между Германией и Советской Россией. О! Делиани! – Наскоро простившись, Метакса нагнал своего соотечественника, шедшего по дорожке с большой корзиной, наполненной шёлковыми тканями.
– Из него никогда не выйдет хорошего журналиста, –
сказал Марамбалль, глядя вслед удалявшемуся греку.
– Почему вы так думаете? – процедил сквозь зубы, не выпуская трубки, Лайль.
– Разве настоящий журналист станет говорить о такой крупной новости, как подписание тайного соглашения между державами, если уж ему удалось кое-что пронюхать первым? Да и журналист ли он?
– Метакса приехал в Берлин учиться, а для того, чтобы
17 Эфемеридами в Древней Греции назывались ежедневные отчёты о деятельности царей и полководцев.
18 Вакх или Дионис – в греческой мифологии – бог плодородия, вина и веселья иметь материальные средства, он корреспондирует какую-то греческую газету. – И, посопев угасавшей трубкой, Лайль продолжал:
– Но вы ошибаетесь, считая его глупым. Он умнее, чем кажется, и хитрее нас двоих, вместе взятых. Если он разбалтывает, как вы полагаете, о дипломатической тайне, то у него, очевидно, своя цель.
Марамбалль задумался. Если бы ему первому удалось добыть сведения о тайном соглашении! Это сразу выдвинуло бы Марамбалля. До сих пор ему приходилось играть вторые роли: «аккредитованным 19 » представителем и корреспондентом газеты «Тан» был некто Эрмет, старый журналист и политический деятель. Он писал корреспонденции по наиболее важным политическим вопросам; на долю же Марамбалля оставались мелочи: театр, искусство, спорт, судебные процессы. Но Марамбалль был честолюбив; притом он любил широко пожить. Не мудрено, что он спал и видел во сне сенсации первостепенной важности, которые он, Марамбалль, сообщает изумлённому миру.
Фраза, мельком брошенная Метаксой о тайном соглашении, взволновала его. Это было в его духе. Если бы удалось вырвать эту тайну из недр министерства! Впервые за всё время его дружбы с Лайлем Марамбалль посмотрел на своего товарища с опасением и тревогой.
«Только бы ему не пришла в голову мысль добывать эту чёртову грамоту!»
Лайль поймал взгляд Марамбалля и, улыбаясь углами
19 Аккредитованный – на дипломатическом языке – уполномоченный, облечённый доверием.
глаз, спросил:
– Что, задел вас Метакса за живое?
– Глупости, – равнодушно ответил Марамбалль. Он был смущён и зол на Лайля за то, что тот отгадал его мысль.
Марамбалль повернулся на стуле, рассеянно посмотрел вдоль аллеи и вдруг весь встрепенулся. Широкая улыбка открыла его прекрасные белые зубы.
Мимо их столика шла девушка в лёгком сером костюме, с открытой головой, остриженной «мальчиком».