Голова-жестянка

Я прихожу в себя уже в помещении. Свет идёт от большой керосиновой лампы. Я такие видела только на картинках. Лампа с длинным стеклянным горлом, внутри дрожит язычок пламени. Из предусмотрительности лампа стоит на старом железном противне.

Тут довольно чисто. Пол застелен листами картона. Я лежу на старых свёрнутых коврах. Приподнимаюсь, чтобы осмотреть помещение, и тут один из парней в очках суёт мне в руки горячую кружку. Я отпиваю, обжигаясь, что-то фруктовое. В питье полно специй, в зубы попадает гвоздика и намертво застревает где-то возле правого верхнего клыка.

– Не бойся, это безалкогольный глинт, – говорит человек в зелёной аляске. Я уже узнала его в лицо, хотя он до сих пор не откинул капюшон, тут прохладно. Я совершенно не понимаю, почему он всё время попадается мне на пути, уже третий раз подряд за неделю. Наверное, придётся с этим смириться. Главное, чтобы он мне не навредил, я и так его разочаровала. Поэтому я, порывшись в памяти, хрипло говорю:

– Станислав Вла… Владимирович.

– Угу? – отзывается Карин из-под зелёного капюшона.

– Не говорите, пожалуйста, родителям, что нашли меня на льду. Скажите, что я каталась с горки. Тут рядом горка…

– Да мне совсем неинтересно говорить с твоими родителями, – машет рукой Карин.

– Ты сама им ничего не говори! – требует парень, который передал мне кружку. Они все сидят у противоположной стены, тоже на куче старых ковров.

– Это почему? – я вожу взглядом по их лицам и снова натыкаюсь на Приходьку. Он бледный и на меня не смотрит. Меня обжигает как огнём, я кашляю в кружку. Карин думает, что я подавилась, стучит меня по спине.

– Про это место нельзя рассказывать, у нас тут сквот, – отвечает кто-то другой. Карин фыркает и возражает:

– Сквот – это вы сами придумали. Это моя хибарка. Весной у меня тут будет мастерская. Удобно, можно подъехать, и я наконец отвяжусь от папы, от его мастерской, будет больше места.

– Но пока это сквот, – упорствуют парни.

Я наконец поднимаю голову от кружки и разглядываю всё в деталях. На одном из заколоченных окон висят ловцы снов, три штуки. Их чёрные кисточки колышутся от едва заметного сквозняка. Стена напротив вся закрыта картоном, как пол. На картоне, поверх отстающих стыков, нарисованы граффити. По-моему, кто-то пытался изобразить Арнольда Шварценеггера в роли терминатора.

Ковры, ловцы снов, граффити. Ну что, действительно похоже на сквот. В принципе, довольно уютно, несмотря на то, что кругом закопчённые прошлым пожаром бревенчатые стены. На одну стенку прибили лопнувший в нескольких местах красно-белый круг. Наследство спасательной станции. Крышу, кстати, заделали. Воображаю, что за работёнка была. Ещё прошлой зимой я тут каталась и смотрела на крышу с верхнего яруса горки, так там была дыра на дыре, и стропила торчали, как вырванные рёбра.

– Ладно, про это место ты всё уже знаешь, а теперь, будь добра, расскажи, почему тебе пришло в голову вылезти на лёд, – говорит Карин.

– А вы как меня нашли?

– С помощью тепловизора на дроне, – вмешивается парень, который дал мне кружку. – Он в темноте может видеть тёплые объекты.

– Честно, я не очень тёплый объект, – дрожу в ответ я.

– Нам просто повезло случайно, – говорит Карин. – Ну и тебе повезло, что нашли. Мы уже два раза пересобирали наш спасательный дрон и каждый раз его испытывали. В прошлые разы спасать было некого, кроме рыбаков, которые удят на тонком льду. Но их бесполезно оттуда прогонять, они матерятся только. А в этот раз мы тебя отыскали. С одной стороны, удачно протестировались, с другой стороны, я даже не знаю…

Он поднимает с пола металлическую штуку с лопастями, которую Приходька раньше держал. Да, теперь вижу, что это дрон. А я думала, саранча. С красным глазом и с фотоаппаратом. Замёрзшему мозгу чего только не померещится.

– Ну так чего ты там делала? – повторяет Карин.

Я перевожу взгляд на Приходьку:

– Пусть он уйдёт.

Все смотрят на меня недоумённо. Даже железный Арни. Язычок пламени в керосиновой лампе дрожит, оживляет его нарисованное на картоне лицо.

Приходька, наоборот, отворачивается. Дужка его металлических очков вспыхивает на свету. Он смотрит на закопчённую бревенчатую стену. Уверена, что сейчас он про себя начал считать следы от сучков, гадёныш.

– Пусть он уйдёт, я тогда расскажу. А вообще лучше не рассказывать, это совсем неинтересная история.

– Ну нет, я не могу человека за ворота выгнать, – отказывается Карин. – Тем более он ничего плохого и не сделал.

– Это вы так думаете, – ввернула я.

Приходька вскакивает. Его лицо побелело.

– Что, и тут то же самое начнётся? Ну всё теперь, кранты! Хоть в другой город переезжай!

– Иван, ты спокойней давай, – гудит Карин.

Но Приходьку не унять.

– Да пошли вы все! Хотите послушать её – слушайте! Моё мнение давно никого не интересует! Ни дома, ни в школе! Все согласились с тем, что я чмо ходячее! Ну и буду этим самым!