Голова-жестянка

Нет, если думать о том, что хочет Приходька сейчас, станет ещё холоднее. Лучше дальше о лете. Мост впереди пошатнулся и резко ушёл вверх, я качнулась, левая нога окунулась выше щиколотки в ледяную полынью. Я шарахнулась назад, чудом устояла. Хорошо, что край у полыньи оказался крепкий – я не провалилась, шарахаясь по льду. Так, ясно, у моста всегда вытаивает серёдка реки, тут канализацию сбрасывают. Я устремилась к пляжу, покрытому слоем снега. Проберусь по пляжу, потом опять выйду на лёд. Санаторский парк уже не так далеко, за следующим мостом.

Ногу заломило. Я неудачно окунула ту самую, многострадальную, левую. Она и так у меня ноет на погоду, а тут я устроила ей водные процедуры. В ботинке уже перестало хлюпать, замёрзло всё, наверное. Я не чувствую пальцев. Я называю себя всякими словами, которые не произносят при родителях, но продолжаю перебирать ногами, двигаясь по засыпанному снегом пляжу. Мне срочно нужно, чтобы произошло чудо. Чтобы моё тело выжало какие-то потайные резервы, чтобы силы вернулись и я смогла дойти до санатория. Я же загадала.

Что-то трещит у меня над головой. Или это глюки. Нет, правда, что-то трещит. Похоже на саранчу. Когда мне было восемь лет, произошло нашествие саранчи. Совершенно жуткое лето. Саранча была везде. Она прыгала по дорожкам, сжирала всё зелёное на своём пути, даже иногда на людей кидалась. У мамы была длинная узорчатая индейская юбка, как-то раз саранча запуталась в подоле и стала кусаться. Мама визжала, понятное дело.

Не знаю, может стать теплее или нет, если представляешь, что у тебя над головой летает гигантская летняя саранча. Меня эта мысль не согрела. Я, наоборот, покрылась мурашками. Задрала голову, но край капюшона мешал разглядеть, что там надо мной трещит. По снегу метнулась тень. Что-то большое и чёрное сделало надо мной полукруг и быстро полетело в сторону сгоревшей спасательной станции.

В большом и чёрном горел красный огонёк. Это точно не птица. А летучие мыши зимой не водятся.

Я знаю, откуда взялась тень. Это мой предсмертный бред. Я всё-таки провалилась в полынью, замёрзла, и теперь мне снятся таинственные сны, как любому замёрзшему человеку. Говорят, так и бывает, медицински подтверждено и зафиксировано.

Раз уж я умерла или сплю, то решила совсем расслабиться, иду себе потихоньку. И нога левая вроде бы отогрелась. А может, мороз так жжётся, и мне кажется, что в ботинке стало тепло.

Когда до второго моста и санаторского парка осталось метров пятьсот, я поняла, что не дойду. Даже во сне. Всё тело налилось тяжестью. Я легла на спину и стала смотреть в темноту. Может, штука с красным глазком пролетит снова, я хоть рассмотрю её повнимательней.

Я лежу точно так же, как тогда под мостиком, ведущим на террасу санатория, разбросав в стороны руки и ноги, почти звездой. Только левая нога тогда была вспорота арматурой, поэтому расположилась не так естественно. Вообще я сначала потеряла сознание от удара головой, но потом, к сожалению, очнулась и лежала ещё очень долго. А Приходька говорил, что пытался меня реанимировать. Мне кажется, я сама очнулась, без его участия. Я его послала за помощью, и он пошёл. Хотя сначала его стошнило, я видела, как он корчится в кустах, отойдя подальше от меня. Ну а что, крови было много, я его понимаю, я сама кровь не люблю. Но зачем было так долго ходить, зачем… Его родители говорят, он, когда домой вернулся, вообще плохо соображал. Наверное, пока я лежала в отключке, он долго думал, что я уже труп, и потом не мог оправиться от потрясения.

Штука с красным глазком действительно прилетает ещё раз. Ослепляет меня вспышкой белого света и улетает. А потом приходит человек в зелёной аляске, замотанный шарфом по самые глаза, хлопает меня по щекам, поднимает меня. Несёт на спине к берегу. Я уже действительно сонная от холода, поэтому на спине у него совсем начинаю спать. И от этого сползаю. Он меня подхватывает, поднимает выше, ругается, ему неудобно. Ничем не могу помочь, tovarishch.

Человек в зелёной аляске выносит меня на пляж, поднимается в сторону горки, где мы катались со Страшным. Рядом сгоревшая спасательная станция, одноэтажный домик. Чёрные брёвна, заколоченные фанерой окна. Человек в зелёной аляске несёт меня к станции. У дверей какая-то толпа, двери открыты, из-под криво отломанной фанерной доски льётся свет. Внутри станции свет. Я чувствую беспокойство и дёргаюсь. Мне слабо верится, что после смерти люди должны видеть свет внутри заброшенных зданий.

Толпа не толпа, так, несколько ребят моего возраста. Парни, почти все в очках. Они оттянули намотанные на лицо шарфы пониже и всматриваются в темноту, ждут, когда подойдёт человек в зелёной аляске, который меня несёт. Три… Четыре… Пять человек. В том числе Приходька. Откуда здесь Приходька?

У него в руках что-то металлическое с раскоряченными лопастями. Сверху похоже на вертолёт, снизу саночки приделаны.