— Что? Что? — в голосе Томми послышалось недоумение. Раздался звук отодвигаемой задвижки, в замке повернулся ключ, и дверь открылась. Перед ними, с бокалом вина в руке, стоял Томми. На нем был голубой шелковый халат, и было видно, что он страшно смущается. Из уютного кресла в глубине комнаты на них удивленно смотрела Анджела Джордано. В поднесенной к губам руке она держала бокал.
Глаза Клинга расширились.
— Стой! — крикнул он.
— Что?!
— Не пей это вино!
Он бросился в комнату мимо оторопевшего Томми Джордано и выбил бокал с вином из рук Анджелы.
— Эй, какого черта… — начал Томми, но Клинг перебил его:
— Вы уже пили его?
— Вино?
— Да, да, вино!
— Нет. Мы только открыли одну бутылку. А что?..
— Какую?
— Я не знаю. Они обе там на столе. А что происходит? Это наши шутники тебя надоумили сюда примчаться?
Клинг подбежал к столу и взял в руки открытую бутылку вина. На ее горлышке все еще болталась карточка с надписью «Для невесты». Он вдруг почувствовал себя последним идиотом. Захватив с собой вторую бутылку, предназначенную для жениха, и испытывая невыносимую неловкость, он направился к двери.
— Извините, — пробормотал он. — Простите, что я так вломился к вам. Вино было испорченное. Виноват. Простите, простите, — повторял он, пятясь к двери.
Стоявший сзади него Джоди Льюис воскликнул:
— Один последний снимок, пожалуйста! Только выставьте для меня в холл ваши туфельки, ладно? Один последний снимок!
— Ах, да убирайтесь вы к черту! — ответил Томми и захлопнул дверь перед их носом.
— Боже, — проговорил Льюис, — ну и характер. — Он выждал немного. — У тебя там случайно не вино?
— Вино, — ответил Клинг, все еще испытывая неловкость.
— Почему бы нам не откупорить и не распить его? — сказал Льюис. — Я совершенно без сил.
Стив Карелла мерял шагами приемную роддома. Позади него вышагивали Мейер, Хейз и О'Брайен, уже успевшие отвезти на санитарной машине в тюремную больницу Соколина, после того как сдали в местный полицейский участок Уну Блейк.
— Почему так долго? — спрашивал Карелла. — Боже мой, неужели это всегда так долго тянется?
— Расслабься, — сказал Мейер. — Я прошел через это уже три раза. И с каждым разом мне казалось, что это длится все дольше и дольше.
— Она там уже чуть ли не час, — простонал Карелла. — Все будет в порядке, не волнуйся. Как вы собираетесь назвать ребенка?
— Если будет мальчик, то Марк, а девочку — Эйприл. Мейер, это ведь не должно длиться так долго?
— Расслабься.
— Расслабься, расслабься… — Он помолчал. — Хотел бы я знать, успел ли Клинг добраться до ребят вовремя?
— Расслабься, — снова сказал Мейер.
— Ты только представь себе этого шизика! Налить мышьяку — полчашки! — в маленькую бутылочку с вином и полагать при этом, что Томми от этого просто стошнит! Студент-стоматолог! Это так им преподают химию! — Он покачал головой. — Покушение на убийство — вот как это называется. И он получит свое, на всю катушку.
— Расслабься, — сказал Мейер. — Они все получат свое, на полную катушку.
— Как Соколин?
— Будет жить, — ответил Мейер. — Ты видел физиономию Коттона?
— Коттон, я слышал, тебя побила женщина? — спросил Карелла.
— Угу, — стыдливо пробормотал Хейз.
— Сюда идет сестра, — спас его от неприятного разговора О'Брайен.
Карелла тут же развернулся на месте. К ним приближалась чопорная женщина в белом халате. Он быстро пошел ей навстречу, громко цокая каблуками по мраморному полу.
— С ней все в порядке? — расслышали детективы и увидели, как сестра кивнула, а затем, взяв Кареллу за локоть, отошла с ним к стене и они шепотом о чем-то засовещались. Стив все время кивал головой. Друзья, не отрываясь, смотрели на него. Затем, уже более громко, Карелла спросил: — Я могу ее сейчас увидеть?
— Да, — ответила медсестра. — Доктор все еще у нее. Все в полном порядке.
Карелла направился по коридору, не оглядываясь на своих коллег.
— Эй! — крикнул Мейер.
Карелла обернулся.
— Так кто? — спросил Мейер. — Марк или Эйприл?
Карелла улыбнулся растерянно-загадочной улыбкой и, прокричав в ответ «Оба!», трусцой побежал к лифту.
Эд Макбейн
Будни
1
Ночное дежурство
Время незаметно подходит к полуночи. На облупленном циферблате стенных часов почти двенадцать. Можно проследить, как минутная стрелка, покачиваясь, входит в новый день. Сутки сменились, но вряд ли кто-нибудь это заметил. Кофе в промокших картонных стаканах остался таким же безвкусным, каким он был и тридцать секунд назад, треск пишущих машинок не ослабевает, пьяный в другом конце комнаты орет, что мир полон жестокости, сигаретный дым клубится у циферблата стенных часов, где, незамеченный и неоплаканный, старый день вот уже две минуты как скончался. Звонит телефон.
Люди в комнате — часть всей этой усталой возни, такие же обтрепанные, такие же блеклые и мрачные, как и сама комната со столами в ожогах от сигарет и затертыми зелеными стенами. Она могла бы показаться конторой прогорающей страховой компании, если бы не ремни с пистолетами в кобурах, висящие на спинках деревянных стульев, выкрашенных в цвет стен.