Головоломка

— Жду, пока закончит медэксперт, — ответил Карелла.

— Надо бы узнать, что она здесь делала. Что это за дверь? — спросил Монро.

— Вход на сцену.

— Думаешь, она актриса?

— Не знаю.

— Ладно, Бог с ним, — махнул рукой Моноган. — Ну что, они там закончили с ее записной книжкой? Давай полистаем. Эй, вам там записная книжка не нужна больше? — крикнул он одному из лаборантов.

— Нет, можете забрать.

— Ну что, Карелла, давай посмотрим.

Лаборант стер кровь с сумочки убитой и передал ее Карелле.

— Пошли к свету, — предложил Монро.

Фонарь с металлическим абажуром висел над дверью. Девушку ударили ножом с такой силой, что брызги крови попали даже на внутреннюю белую сторону абажура.

Кроме записной книжки в сумочке лежало водительское удостоверение, из которого они узнали, что убитая — Мерси Хауэлл, проживавшая на Резерфорд-авеню, 24 лет, 5 футов 3 дюймом роста, цвет глаз — голубой. Там же был членский билет профсоюза актеров на ее имя и кредитные карточки двух крупнейших в городе универмагов. Они нашли пачку сигарет «Вирджиния Слимз», коробку спичек с рекламой художественной школы, расческу с длинной ручкой, семнадцать долларов и сорок три цента наличными, упаковку гигиенических тампонов, блокнот, шариковую ручку с налипшими на нее табачными крошками, щипцы для загибания ресниц, два жетона метро и вырезанную из местной газеты рекламу модной блузки.

Когда медэксперт закончил осмотр и констатировал, что смерть наступила от многочисленных ножевых ранений в грудь и горло, полицейские взяли плащ девушки и обнаружили в одном из карманов автоматический «Браунинг» 25-го калибра. Привязав бирочки к пистолету я сумке, они перенесли тело девушки в карету скорой помощи, и она уехала в морг. От Мерси Хауэлл остался на мостовой нарисованный мелом контур тела и лужа крови.

* * *

— Ну, протрезвел? — спросил Клинг у мальчишки.

— А кто сказал, что я был пьян? — огрызнулся тот.

— Ладно, тогда начнем. В соответствии с постановлением Верховного суда по делу Миранда против Аризона, мы не можем задавать тебе никаких вопросов до тех пор, пока ты не будешь предупрежден о том, что имеешь право прибегнуть к услугам адвоката, а также о том, что закон защищает тебя от принуждения к самооговору.

— Какой еще самооговор?

— Сейчас все объясню, — спокойно ответил Клинг.

— Помои, а не кофе, — хмыкнул мальчишка.

Клинг невозмутимо продолжал:

— Во-первых, ты можешь молчать, если тебе хочется. Это ты понимаешь?

— Это я понимаю.

— Во-вторых, если не желаешь, можешь не отвечать ни на какие вопросы. Это ты понимаешь?

— Понимаешь, понимаешь… Я что, похож на идиота?

— Закон требует, чтобы я каждый раз спрашивал, понимаешь ли ты мои слова. Ты понял: ты не обязан отвечать на вопросы…

— Да понял, понял.

— Хорошо. В-третьих, если ты решишь отвечать на вопросы, то все, что ты скажешь, может быть использовано против тебя. Ты по?..

— А что я такого сделал? Боже мой, оторвал пару антенн!

— Ты понял меня?

— Понял.

— Ты также можешь обратиться к юристу до или во время допроса в полиции. Если у тебя нет денег на адвоката, он будет тебе назначен.

Последнее Клинг произнес с каменным лицом. Он прекрасно знал, что защитника мальчишке никто сейчас не предоставит. У полиции не было на это денег. И если бы этот юнец в следующие три секунды пожелал проконсультироваться у общественного защитника, Клинг просто не знал бы, как ему поступить — разве что отложить к чертовой матери допрос.

— Я понимаю, — кивнул парень.

— Ты подтвердил, что понял все предупреждения, — продолжал Клинг, — итак, будешь ли ты отвечать на мои вопросы без консультации у адвоката?

— Да идите вы в жопу со своими вопросами. Не буду я ни на что отвечать!

— Ну, вот оно.

Они внесли это дело в регистрационную книгу: хулиганство, уголовно наказуемое деяние класса "А", нанесение ущерба собственности другого лица. Затем отправили мальчишку вниз, в камеру-накопитель, чтобы потом перевести его в здание уголовного суда для судебного разбирательства.

Снова зазвонил телефон. На скамейке у входа в дежурку ожидала женщина.

* * *

Будка сторожа находилась сразу же за железной дверью на сцену. Электрические часы в его камере показывали 1.10 ночи.

Сторожу было под восемьдесят, и со старческой болтливостью он охотно отвечал на расспросы полицейских. Старик заступал на дежурство каждый вечер в семь тридцать. Общий сбор был в восемь, и он, вот у этой самой двери, встречал всех актеров перед тем, как они шли переодеваться и гримироваться. Занавес опускался в одиннадцать тридцать, и обычно все уходили из театра без четверти, самое позднее, в двенадцать. Сторож оставался до десяти утра, до открытия кассы.

— Делать-то особо ночью нечего. Только побродишь по театру да проверишь, чтоб никто не спер декорации, — сказал он и захихикал.

— Вы не обратили внимания, когда из театра ушла Мерси Хауэлл? — спросил Карелла.

— Это та, что убита? — поинтересовался старик.

— Да, — подтвердил Хейз, — Мерси Хауэлл, вот такого примерно роста, светлые волосы, голубые глаза.