— Вообще-то, несколько рано, — сказал Мейер. Он не мог избавиться от ощущения неловкости. Дурость какая-то — бродить среди ночи по Смоук Райз, выслеживая привидения.
— Сюда, — Адель провела его через холл с мрачными панелями на стенах в просторную, тускло освещенную гостиную. Тяжелые дубовые балки под потолком, окна закрыты вельветовыми портьерами. Комната была обставлена грузной старинной мебелью. Полицейский вдруг поверил, что в доме могли появиться привидения. С дивана у камина поднялся, как призрак, молодой человек в темных очках. Его лицо в тусклом свете одинокого торшера выглядело серым и изнуренным. Одетый в черную вязаную кофту, белую сорочку и черные свободные брюки, он подошел к Мейеру с протянутой рукой, но почему-то не стал пожимать руку полицейского.
Детектив догадался, что мужчина слеп.
— Я Ральф Горман, — представился тот, все еще держа перед собой руку. — Муж Адель.
— Здравствуйте, мистер Горман, — Мейер пожал его влажную и холодную ладонь.
— Хорошо, что вы пришли, — продолжал Горман. — Эти призраки сведут нас с ума.
— Который час? — неожиданно спросила Адель и взглянула на свои часы. — Еще пять минут.
В ее голосе чувствовалась дрожь, и выглядела она очень испуганной.
— А вашего отца не будет здесь? — спросил Мейер.
— Нет, он пошел спать. По-моему, ему все это надоело, и он зол на нас за то, что мы заявили в полицию.
Мейер промолчал. Он знал, что если бы Уилльям Ван Хоутен, бывший судья по делам наследства и опеки, не хотел вмешательства полиции, Мейера бы здесь не было. Он подумал, не уйти ли ему сейчас, но Адель Горман снова начала говорить. Было бы невежливо обрывать даму на полуслове.
— Она немного старше тридцати, по-моему. Другой призрак, мужчина, где-то вашего возраста — сорок, сорок пять.
— Мне тридцать восемь, — заметил Мейер.
— О!
— Лысина многих обманывает.
— Да.
— Я очень рано облысел.
— Так вот, их зовут Элизабет и Йоган, и они…
— Значит, у них есть имена?
— Да. Видите ли, они наши предки. Мой отец голландец. Много лет назад в семье действительно были Элизабет и Йоган Ван Хоутен. Тогда Смоук Райз был еще голландским поселением.
— Голландцы, вы говорите? Так-так, — произнес Мейер.
— Да. Они всегда появляются в голландской одежде. И говорят по-голландски.
— Мистер Горман, вы их слышали?
— Да, — отозвался Горман. — Я ведь не вижу… — добавил он и замешкался, как будто ожидая реакции Мейера. Реакции не было, и он продолжал: Но я слышал их.
— Вы говорите по-голландски?
— Нет, но мой тесть свободно им владеет. Он нам и сказал, что это голландский, и перевел их слова.
— Какие слова?
— Ну, во-первых, они говорили, что хотят украсть драгоценности Адель. Что они, черт возьми, и сделали…
— Драгоценности вашей жены? Но я думал…
— Они перешли ей от матери по завещанию. Тесть хранит их в сейфе.
— Хранил, вы хотите сказать.
— Нет, хранит. Кроме украденных есть еще несколько вещей. Два кольца и ожерелье.
— Какова их стоимость?
— Всех вместе? Думаю, около сорока тысяч долларов.
— У ваших духов губа не дура.
Торшер в комнате вдруг мигнул. Мейер глянул на него и почувствовал, как его волосы встают дыбом.
— Гаснет свет, Ральф, — прошептала Адель.
— Уже два сорок пять?
— Да.
— Они здесь, — выдохнул Горман.
Когда полицейские постучали в дверь, соседка Мерси Хауэлл по комнате спала уже около четырех часов. Но она была хитрой молодой дамочкой, очень хорошо знакомой с нравами большого города. Девушка мгновенно проснулась и провела собственное следствие, ни на дюйм не приоткрывая пока дверь. Сначала она попросила полицейских раздельно и внятно произнести имена, затем продиктовать номера удостоверений. Потом потребовала поднести к дверному глазку сами удостоверения и полицейские жетоны. Все еще сомневаясь, она сказала через запертую дверь: «Подождите минутку». Они ждали почта пять минут, пока девушка снова не подошла к двери. Отодвинулся с шумом тяжелый дверной засов, звякнула откидываемая цепочка, щелкнул, переместившись, язычок одного замка, потом другого, и, наконец, дверь отворилась.
— Входите. Извините, что заставила вас ждать. Я звонила в участок, там сказали, что вы — действительно вы.
— Вы очень осмотрительны, — заметил Хейз.
— В такой-то час? Береженого Бог бережет, — парировала она.
Ей было около двадцати пяти. Рыжеволосая голова вся в бигуди, ненакрашенное лицо блестит от крема. Поверх фланелевой пижамы наброшен розовый стеганый халат. В девять утра она, вероятно, будет очень хорошенькой, но сейчас напоминала затертый пятак.
— Ваше имя, мисс? — спросил Карелла.
— Лоуис Каплан. Что случилось? Опять в доме кого-нибудь ограбили?
— Нет, мисс Каплан. Мы бы хотели задать вам несколько вопросов о Мерси Хауэлл. Она здесь жила с вами?
— Да. — Лоуис вдруг тревожно взглянула на них. — Почему вы сказали жила? Она живет.