Голубь

Чепуха все это! Джонатану было куда лучше известно, что внимание охранника теряло всю свою силу уже через несколько часов. Свое непосредственное окружение или даже тот поток людей, который втекал в банк, Джонатан с первого дня воспринимал совершенно поверхностно, бессознательно, потому что грабителя все равно невозможно было отличить от клиента. Даже если бы охранник и мог это сделать и бросился бы на грабителя, он бы сразу схлопотал пулю в лоб и отправился бы на тот свет еще до того, как успел бы расстегнуть ремешок-фиксатор на своей кобуре, потому что грабитель обладал по сравнению с охранником недосягаемым для последнего преимуществом неожиданности.

Охранник же был как сфинкс ? так установил для себя Джонатан (ибо он читал о сфинксах в одной из своих книг). Он давил не своими действиями, а одним своим физическим присутствием. Его и только его он противопоставлял потенциальному грабителю. ?Ты еще должен пройти мимо меня?, ? говорит сфинкс осквернителю могил, ? ?задержать я тебя не могу, но миновать меня ты должен; и если ты на это решишься, то тогда месть богов и манов фараона обрушится на тебя!? А охранник? Охранник в таком случае говорит: ?Ты еще должен пройти мимо меня, задержать тебя я не могу, но если ты посмеешь миновать меня, то тебя придется меня застрелить и тогда месть судов обрушится на тебя в форме приговора за убийство!?

Конечно же Джонатан очень хорошо знал, что в распоряжении у сфинкса имелись гораздо более эффективные санкции, нежели у охранника. Местью богов охранник угрожать не мог. И даже в том случае, если грабителю было начихать на всякие там санкции, сфинкс вряд ли чем-нибудь рисковал. Он был из базальта, он был высечен из цельной скалы, вылит из бронзы или выложен крепким камнем. Он преспокойно стоял себе на своем месте пять тысяч лет кряду и после могильной кражи.., тогда как банковский охранник в случае ограбления неизбежно расставался со своей жизнью уже через какие-нибудь пять секунд. И все же, как находил Джонатан, они были похожи друг на друга, сфинкс и охранник, ибо их сила была не инструментальной, она была символической. И единственно осознание этой символической силы, которая составляла всю его гордость и все его уважение к самому себе, которая придавала ему выдержку и энергию, которая предохраняла его больше, нежели внимание, оружие или пуленепробиваемое стекло, единственно осознание этой силы удерживало Джонатана Ноэля на его боевом посту на мраморных ступенях перед банком, где он стоял вот уже тридцать лет без страха, без внутренних сомнений, без малейшего чувства недовольства и без угрюмого выражения на лице ? вплоть до сегодняшнего дня.