Голубая лагуна

Шлюпка уцелела благодаря тому, что первый же порыв вихря опрокинул ее и затопил в мелком месте. Но жалостно было смотреть на опустошение среди деревьев. Великолепные кокосовые пальмы лежали сломанные и раздавленные, как бы растоптанные гигантской ногой. Там и сям попадалось по несколько лиан, сплетенных в один толстый канат. В кокосовой роще нельзя было ступить, не наткнувшись на орех. Их тут валялось множество всяких размеров: большие, средние и совсем маленькие, размером с небольшое яблоко, ибо на одном и том же дереве бывают орехи разных величин.

Никогда не увидишь идеально прямую кокосовую пальму; все они более или менее наклонены; возможно, именно поэтому их так много гибнет во время циклона.

Хлебные деревья, когда-то такие красивые, также валялись разбитые и загубленные, и поперек пояса абрикосовых деревьев, поперек густых мест, легла широкая дорога, как если бы от края до края лагуны прошла целая армия с конницей, пехотой и артиллерией. От смятых лесов, как возносимый к небу фимиам, поднимался аромат разметанных цветов, мокрых от дождя листьев, истекающих соком, оборванных лиан, запах недавно сломанных деревьев – эссенция и сущность хлебного дерева, индейской смоковницы и пальмы.

На большой дороге, проложенной бурей, валялись крылья бабочек, перья, общипанные по краям листья, веточки, изломанные на крошечные кусочки.

Довольно сильный, чтобы распороть корабль, выкорчевать дерево, разорить город; довольно нежный, чтобы оборвать бабочкам крылья, – вот каков циклон.

Бродя по лесам с Диком, видя трупы больших деревьев и мелких пташек и вспоминая о тех птицах, которых вихрь на ее глазах унес в море, чтобы там утопить, Эммелина чувствовала, что у нее гора свалилась с плеч. Беда прошла и пощадила их с ребенком. Ей чувствовалось, что то, что мы называем роком, временно пресытилось. Вечный ее страх, хотя и не исчез совсем, но отошел вдаль, оставляя ее горизонт ясным и спокойным.

И точно, циклон милостиво обошелся с ними. Правда, он взял дом, но оставил им зато почти все мелкие пожитки. Утрата огнива и кремня была бы гораздо чувствительнее, чем гибель дома, так как без них им бы не развести огня.

Глава XVIII. Падший идол

На следующий день Дик начал восстанавливать дом. Он снял с рифа парус и соорудил временную палатку.

Это было отличное занятие – срезать бамбуковые трости и перетаскивать их на лужайку. Эммелин помогала, в то время как Ханна, сидя на траве, играл с птицей, которая исчезла во время шторма, но появилась к вечеру.

Дружба ребенка с птицей росла с каждым днем. Коко позволял ему таскать и обнимать себя, и нет более очаровательного чувства для человека, чем держать совсем не испуганную птицу в руках: невольно хочется прижать ее к сердцу, если только оно у тебя есть. Так и Ханна прижал Коко к своему загорелому животику, как бы в бесхитростном признании, что и у него там запрятано сердечко…

Ханна был на редкость бойким ребенком. Говорил он мало, а одолев слово «Дик», временно на этом успокоился. Но ему не нужно было слов: он говорил и блестящими лукавыми глазками, и ручонками, и ножонками, и всеми своими телодвижениями. Восхищаясь чем-нибудь, он как-то особенно махал руками, выражая все оттенки восторга. Когда же сердился. – что случалось редко – то гневался не на шутку.

Теперь он как раз переступал границу игрушечного царства. В мире цивилизации у него была бы резиновая собачка, кудрявый барашек, но здесь вообще не было игрушек. Старую куклу Эммелины оставили, когда перебирались с другой стороны острова, и Дик примерно год назад во время одной из своих экспедиций нашел ее на пляже наполовину зарытой в песок.

Он принес её больше как диковинку, чем что-либо ещё, и куклу хранили на полке в доме. Циклон закинул её на ветку дерева неподалеку, как бы в насмешку, а Ханна, когда ему подарили эту игрушку, отшвырнул её от себя с отвращением. Он играл цветами и ракушками или обломками коралла; а, в конце-концов, что может быть интереснее, чем стучать друг о дружку устричными раковинами и производить очаровательный шум?

Однажды, когда новый дом уже начинал принимать кое-какую форму, они бросили работу и отправились в лес, по очереди неся ребенка на руках. Они шли в долину «Каменного Человека».

С появлением Ханны и даже раньше таинственный истукан перестал внушать Эммелине страх и стал чем-то смутно благожелательным. Любовь пришла к ней под его сенью; и под его сенью дух ребенка вошел в нее – откуда, кто знает? Но, конечно, с небес.

Возможно, то, что было богом какого-то неизвестного народа, внушило ей инстинкт религии; если так, то она была его последней поклонницей на земле, потому что, когда они вошли в долину, они нашли его лежащим ничком. Вокруг него лежали огромные каменные глыбы: очевидно, здесь произошел оползень, катастрофа, готовившаяся веками и, возможно, толчком к нему послужил проливной ливень циклона.