— Криди! Криди! — повторили голоса еще. Аргур оторопело обернулся: четверо матросов из команды его судна взбирались на кручу, вопя и размахивая руками. Пронзительный ужас затопил его существо, сорвав тунику, Криди метнулся к Нуаргу, гася тлеющие обрывки одежды и приговаривая: — Неужели ты жив?! О, небо! Ты жив или я схожу с ума?! Четверо, подбежавших к ним, что-то кричали тоже, и глаза их блестели от безумия, то ли слез. В первые минуты жрец не мог уразуметь случившегося, он помнил, как душа его, прощаясь с настоящим миром, носилась, порвав со временем и пространством, и одинаково явны были яркие грезы детства, шепот Прародителя и тяжелые водяные валы. Он не знал случившегося потом… Земля Атта вернула его к себе — значит, в этом присутствовал высокий, таинственный смысл.
Едва первые лучи окрасили пики далеких гор. Тимора покинул сон. Редко кто в Лантийском дворце вставал так же рано. Наверное, виной тому была старость, а может он, всевластный правитель Аттлы, потерял покой. Отослав нетерпеливым жестом стражей он направился к башне Двух Лун.
Прежде он любил бродить в одиночестве песчаными дорожками сада среди благоухающих роз и причудливо остриженных кустов, задерживаться у мраморных статуй и наблюдать, как их белые тела розовеют с восходом. Теперь он угрюмо шел по аллее, длившейся до самого Океана. В сухой шелест пальм, хриплое бормотание попугаев вплетался плеск диковинных рыб в прудах. Иногда слышались крики павлинов, то звон цепей и рычание пантер. У беседки Тимор свернул на мощеную дорожку и вышел к башне, стоявшей здесь, как грубый гранитный пест еще с темных времен Гартхи. Окованная толстым железом дверь не запиралась много дней, и он неторопливо поднялся наверх. Славный город, зачатый в споре Атта и вечных, был перед ним: от северных плодородных взгорий, побережья Океана до начала затерянных в сизом тумане дорог. Но помнил правитель время, когда могущество Аттлы распространялось дальше чем пространства зримые: ее железные легионы властвовали на суше, корабли бороздили море, усмиряя недругов и оберегая давний порядок. И от Сиахии, богатой золотом Фивы, за южные горы до Соадама не было воли другой, как воля правителя величайшего из городов. Тимор еще помнил пристань, тесную от сотен больших кораблей, нескончаемые караваны и толпы покорных рабов, гонимых с соленых пустынь или доставляемых из-за моря.
Завернувшись в плащ, он глядел на юг, вынашивая планы возмездия Соадаму. Последний год стал худшим в затянувшейся войне. Теперь даже за Жемчужной грядой появлялись быстрые галеры врагов, они становились смелее, словно Океан полюбил их пресную подать больше чем богатые дары аттлийских храмов. Союзные города были недовольны, требовали защиты и слали посольства. Доходили вести, будто многие не против заключить хитрую сделку с южанами, а кое-кто открыто переметнуться на их сторону, это бы означало уже войну, верно, самую большую за последние пять столетий.
Перебирая узловатыми пальцами звенья цепи, Тимор смотрел на горы. Он слышал, как по ступеням поднялся Тарг и остановился рядом. Они молчали, ожидая пока полноводную Ланту ослепит солнечный свет, и звук гонга обозначит второй шаг Солнца — время Радостной Гекры и брошенных зернами слов.
— Соадам. Я тоже чаще думаю о нем, — сказал верховный жрец. — Когда-то тот город зачали наши предки. Он рос на южном берегу как жемчужина, утверждая их славу. Они приходили сюда поклониться дому Атта и Великой Матери. А мы помогали им возводить прочные стены против наунийцев.
— Теперь под этими стенами кости моих воинов. Рано или поздно я разрушу их с моря, что станет законом вперед. Да, этот город основали мы, растили и оберегали, как любимое дитя. Но будь проклят тот день: дитя выросло, забыв о родстве и долге. Они обратили против нас наунийцев; ведут разбой на море, подкупом и угрозами посевают смуту в союзных городах. Войско гиены — Тубха высадилось на Керпе, перебив весь наш гарнизон. Не было пощады никому: семьдесят знатных иорцев они увели заложниками, остальных посадили на ветхие корабли без парусов и весел вывели в море. Мои подобрали немногих живых. Я узнал только вечером.
— Понимаю тебя. Ты разгневан настолько, что не спрашиваешь об Аруме.
Тимор, нервно теребя цепь, опустился на скамью, потом проговорил: — что-то донесли торговцы?
— Нет. Они по-прежнему утверждают: за страной Единорога его след теряется. А там говорят самое разное… Слишком много чтобы сложить истину. Мне было видение — вот в чем дело. — Жрец сел напротив и, собираясь мыслями, с минуту молчал. — Знаю — он вернется. К дням Торжества Лои или немногим позже, еще до дождей. Ты должен быть готовым к этому.
— Вернется… Он все-таки достиг Земли Облаков?
— Этого боги мне не открыли. Ответь, если это не будет для меня тайной: ждешь ли ты его, как пропавшего сына или как того, что было дитя, но стало «Соадамом»?
— Он — мой противник, Тарг. И ты знаешь: либо он приклонит колени и обретет отца, либо двери всех домов перед ним останутся закрыты.