Голубая свастика (СИ)

— Какая досада. Спасибо за заботу, но лучше было бы, если б ты вместо этого занимался своей личной жизнью, а не ломал мою.

— Да, кстати, о личной жизни, — мерзко прищурился Ганс. — А именно — о твоей жене.

— Хоть одно слово о ней, и я дам тебе в морду при всем честном народе, — с угрозой в голосе предупредил Стефан.

— Я ни единого раза не спал с твоей женой, — выдал Ганс.

У Стефана даже рот приоткрылся от неожиданности.

— Да неужели? По-твоему, она мне солгала, что ты избил и изнасиловал ее?! — яростно зашипел он, постепенно теряя над собой контроль.

— Скорее всего, это так. Дело в том, дорогой брат, что фройляйн Анхен было все равно, за кого из нас двоих выйти замуж. В гонке за удачным браком участвовали и другие, в частности твой дружок Отто Штерн. Но поскольку фройляйн Анхен — лагерная потаскуха, ни он, ни я не повелись на ее уловки. Я представления не имею, с кем она была в ту ночь и кто ее избил. Я действительно приходил и стучал, но она не открыла. Я через дверь пытался уговорить ее отменить вашу свадьбу, даже предлагал деньги и хорошее место в тылу, но… она не согласилась. Так что, Стефан, твоя жена не может носить моего ребенка. Если тебе это на самом деле интересно, то спроси у своего собутыльника Отто Штерна. Уж он-то точно это знает.

Слушая его, Стефан постепенно бледнел; он понимал, что нужно срочно уходить, иначе он не выдержит и сделает с братом напоследок что-то страшное.

— Мне это совсем не интересно, — сквозь зубы выдавил из себя он.

— Ты как был дураком, так и остался и в очередной раз опозорил семью, ввел в нее шлюху! — презрительно хмыкнул Ганс.

И Стефан в этот момент вдруг почувствовал великое облегчение. Все. Ведь он взглянул на своего брата в последний раз.

— Прощай, Ганс. Удачи. Желаю легкой смерти.

Уж тут он покривил душой, так как желал ему исключительно тяжелой смерти, самой, которая только могла быть. Страшно, когда родные люди даже в расставании не находили прощения, но сейчас был именно подобный случай. Офицер резко отвернулся и зашагал прочь.

— В Биркенау, к коменданту, — приказал он водителю, разместившись рядом с ним на переднем сиденье.

Отто оказался дома; он занимался тем же, что и Ганс, а именно: собирал свои немногочисленные пожитки, чтобы занять виллу коменданта Освенцима. Оба его чемодана уже стояли во дворе, равно как и объемная сумка с вещами Луизы и ее ребенка.

— Нет никакого покоя! — бормотал Штерн, нервно чертыхаясь и сплевывая на землю. — Гоняюсь из лагеря в лагерь, словно бездомный пес. Когда уже закончится это проклятие!

— Уже совсем скоро, — флегматично ответил Стефан.

Он смотрел на хмурого Отто и понимал, что ему, на самом деле, уже совсем не интересно, от кого беременна его жена, и нет ни малейшей охоты это выяснять. Сперва он вроде разозлился и загорелся, а потом остыл. Не все ли равно? Идет война. И если родится ребенок, он будет Краузе, и точка. Главное — дать жизни выжить, ведь именно в этом и состоит вся суть человеческого существования на земле.

— Организую банкет сегодня. Приедешь? — поинтересовался Отто, уже шагая к машине.

— Нет, — поморщившись, ответил Стефан.

Выпить он мог и дома, а вот терпеть рядом с собой шумную компанию неприятных ему людей он не собирался и уже не был обязан, потому что на данный момент его приписали к заводу, и он был на нем единственным начальником из верхушки СС.

— Послушай, Отто, — наконец спросил он. — Можно личный вопрос? А у тебя вообще есть дети, как ты считаешь?

— Ха! — усмехнулся Штерн. — Если бы! Нет, и скорее всего, уже не будет. Не получается. Во всяком случае, ни одна дама мне не предъявляла претензию, а было у меня их не менее сотни. Да и ладно. Вон чудо мое бегает.

И он указал кивком на дочку Луизы.

— Да, кстати, едва не забыл тебе сказать! Шиндлер приехал, он уже звонил мне, разыскивал тебя и просил, чтобы ты зашел к нему, вроде у вас есть какое-то общее дело. Он остановился в городе, в гостинице.

— Да?

Стефан сразу же забыл и о всех бедах, и о «прощании» с братом, и о своем омерзительном настроении. От сердца отлегло. Итак, Оскар Шиндлер* не обманул, ведь не зря утверждал, что он — человек слова.

Стефан познакомился с ним в Берлине, в одном из ресторанов. Шиндлер пил, плясал, пел, обнимался и фотографировался с немецкими офицерами.

Поначалу Краузе держался от шумного и излишне компанейского балагура на почтительном отдалении, да и траур по матери ему не позволял весело проводить время, а в ресторан он зашел за самым элементарным — поужинать. Но потом получилось так, что Шиндлер к нему прилип, и они разговорились.

Стефан узнал, что этот авантюрный фабрикант вознамерился открыть фабрику изделий из алюминия — посуды и полевых кухонь — и использовать на ней труд заключенных в концлагерь евреев. Так же Оскар недвусмысленно намекнул ему, что ставит своей целью спасение от уничтожения стольких евреев, скольких ему удастся заполучить к себе на производство, где он собирался организовать для своих рабочих нормальные условия труда и достойное питание.

— А потом? — поинтересовался у него Краузе.