Голубая свастика (СИ)

— Половые излишества ведут к импотенции, — нараспев сказал Равиль, опасливо отступая на шаг назад.

Стефан поднял на него глаза и рассмеялся:

— Верно, котенок. Еще как ведут!

Он пригласил Равиля сесть рядом. Тот отрицательно покачал головой — сидеть он теперь точно не мог — но Стефан настоял. Юноше пришлось кое-как примоститься рядом. Он был разочарован: немец не кончил, а значит, ночью точно навалится. Равиль решил вечером предложить сыграть партию в шахматы в надежде, что она затянется, и истинный ариец отвалится храпеть. Он принял из руки Стефана сигарету, пару раз затянулся, а потом вернул.

— Рука болит, — пожаловался Стефан.

— Бедняжечка, — ехидно посочувствовал юноша. — Болела бы она у тебя так, как моя несчастная шкура.

Стефан обнял его за плечи и небрежно чмокнул во влажный висок.

— Пошли наверх, я есть хочу, — сказал мужчина.

Равиль резво подскочил и поспешил впереди него. Более всего он боялся оказаться вновь, как тогда, в запертом подвале, если немец вдруг ради шутки захлопнет дверь перед его носом, поэтому всегда старался выскочить первым.

Хозяин его был воистину неугомонным. Он всегда что-нибудь хотел. Не есть, так курить, не курить, так трахаться, не трахаться, так орать на кого-нибудь. Равиль же мечтал лишь об одном — скорей бы у офицера закончился больничный, тот вышел на службу и перестал целый день держать его при себе. Хоть какой-то был бы от него отдых, ну, а вечером можно и перетерпеть.

Парень был предупрежден офицером о возможности своего понижения в должности, и чем это могло быть чревато (часть слуг придется отослать в бараки).

— Кстати, это хороший шанс от меня избавиться, раз я тебе не нравлюсь, — насмешливо сказал ему Стефан. — Ну и, может, Карла пристрою в другое место.

— Кого ты тогда будешь пороть? — ехидно спросил у него Равиль, бесстрашно глядя ему в глаза. — Данко?

И схлопотал пощечину, хорошо, что не сильную.

— Сару, — флегматично отозвался Стефан. — Она вполне сгодится. А ты закрой свой рот.

Когда они вышли из подвала, Равиль быстро засервировал им обед в кабинете. Ели они теперь вместе, и офицер по-братски делил с ним еду, неизменно обильную и очень вкусную. Но сейчас, после избиения, юношу подташнивало. Улучив момент, парень заскочил в ванную и умыл зареванное лицо, а потом поспешно вернулся. Хозяин не любил долго ждать. Без всякого энтузиазма он присел на краешек стула. От боли на глаза опять навернулись слезы.

— Похоже, я сегодня переусердствовал, — сказал Стефан, пристально глядя на него через стол.

Равиль промолчал, оскорбленно поджав губы, и сделал еще более страдальческое лицо. Если так пойдет и дальше, немец будет бить его до крови, а когда ощущения от новизны притупятся, мог вовсе от него избавиться. Нужно срочно найти какой-либо выход.

— А стеком еще больнее, чем ремнем? — спросил он, приподнимая свои длинные ресницы.

— Смотря каким стеком и как бить, — коротко бросил ему Стефан. — Ешь.

Равиль принялся вяло ковыряться в тушеной капусте. Подозрительный кусок жареного мяса он слегка сдвинул вилкой на край тарелки.

— Почему мясо не ешь?! — завёлся немец, рыкнув на него со своего конца стола.

— Я не ем свинину, господин офицер! — в сердцах сказал Равиль, готовый вновь разрыдаться. — И вообще, я не могу есть после того, что вы сейчас со мной сделали!

— Не ешь свинину?! — заорал в ответ Стефан. Он даже выскочил из-за стола и заметался по кабинету. — Что ты сказал?! Что ты, тварь, не ешь? Люди за окном грызут друг друга от голода, грязь едят с земли, а ты выбираешь себе блюда?!

Равиль тоже вскочил (ему просто стало дурно, он упал бы, если бы не оперся о стол).

— Стефан, прости. Я не так сказал. Ну не могу я именно сейчас есть, дай мне немного отойти. Пожалуйста, не кричи! Я не хотел тебя злить.

Вспышка ярости немца закончилась так же быстро, как и началась. Он остановился и растерянно махнул рукой, вновь усаживаясь на свое место.

— Переложи тогда кусочек на салфетку, отдадим Данко. Хоть компот выпей!

Они относительно мирно закончили обед, практически больше не разговаривая. Потом юноша убрал посуду и протер стол. Нужно было как-то выдержать этот последний день больничного офицера и не сойти с ума.

Как же тяжело с этим человеком! Равиль не мог понять, в какой момент тот рассмеется или заорет, а то мог и бросится драться. В такие моменты парень сразу садился на пол, сжимался в комок и опускал голову вниз, прикрывая ее руками и выставляя под удары свои худые плечи. Ногами немец не бил, кулаками тоже, только ладонями, а они долго не выдерживали. Так он приспособился переносить побои своего бешеного хозяина.