Голубая свастика (СИ)

— Я не понимаю, в чем суть конфликта, — спросил Стефан, взирая на брата прозрачными и невинными серыми, словно небо после грозы, глазами. Он опрокинул в себя рюмку шнапса.

— Если я не убил его, так сейчас убью тебя! — начал опять заводиться Ганс, приподнимаясь со стула.

— Чем? — насмешливо приподнял брови Стефан. — Пистолета у тебя нет. Голыми руками? Позволь доказать еще раз, что я сильнее. Я моложе, и я воевал, в отличие от некоторых, кто пропердел штаны, отсиживаясь в тылу.

Он изрек это и победоносно замолчал, наслаждаясь бессильной яростью своего брата. Главное, он сумел вывести господина коменданта из спальни, и Равиль теперь в безопасности, а на остальное ему наплевать. Ганс тем временем искал слова, чтобы парировать, но так как был перевозбужден и пьян, не находил.

— Ты… Ты, — наконец с трудом, запинаясь, проговорил он, — позоришь высокое звание офицера великого Рейха!

— И как же именно? — иронично прищурился Стефан, наслаждаясь моментом.

Испытывая огромную потребность выпить, он влил в себя вторую порцию шнапса и закусил ломтиком сыра, однако не расслабляясь и держась поближе к дверям, чтобы Ганс опять не прорвался в спальню. Оружия у коменданта не было, тот мог пытаться убить Равиля голыми руками. Что возьмешь с бешеного и пьяного? Оставалось надеяться, что Карл принял меры, вытащил парня из-под кровати и спрятал в безопасном месте, например, в подвале их дома.

— Как, спрашиваешь? — прорычал Ганс, теряя контроль над собой. — За одну ночь ты совершил с десяток нарушений устава, даже не буду перечислять, каких именно, ты и сам это знаешь!

— Это ты про то, что я вытащил еврея из газовой камеры? — уточнил Стефан. — Послушай, Ганс, у тебя лежит рапорт доктора Менгеле, что именно этот жид является ценным экспериментальным материалом? И документ составлен, как полагается, в двух экземплярах и зарегистрирован?

— Да, — неохотно согласился Ганс, тоже прикладываясь к рюмке.

— Этот еврейский юноша, Равиль Вальд, — основа научного изыскания, которое запланировал доктор Менгеле, — упоенно продолжал Стефан. — Именно в паре с сестрой-близнецом, Ребеккой Вальд. У меня с нашим великим доктором есть устная договоренность, что, когда этот жид надоест в качестве слуги, я передам его в клинику для опытов. Получилось так, что парень оказался в колонне смертников. Но я не могу не сдержать слово офицера! Поэтому мне пришлось приложить усилия, чтобы вернуть еврея домой.

— И кто этому поверит?! — озадаченно воскликнул Ганс после некоторой паузы.

— Да мне наплевать! — отозвался Стефан флегматично и опять глотнул из рюмки.

— Тогда я настоятельно рекомендую тебе передать этого треклятого близнеца в клинику Менгеле немедленно! — воодушевленно проорал господин комендант и пьяно икнул.

— Хуй! — произнес Стефан емкое словечко, которым все пленные русские выражали категорический отказ.

— Что? — не понял Ганс, который впервые услышал это слово.

— Я говорю: хрен вам собачий! — уточнил Стефан. — Все, Ганс. Разговор окончен. И не смей больше врываться в мой дом и наводить здесь порядки. Я не знаю, кто прислуживает тебе, но мне не наплевать на себя. Эти люди подают мне еду, оказывают услуги, прикасаются к моему телу, и я не могу брать в дом неизвестно кого, подвергая свою жизнь опасности. Штат слуг, который сейчас сложился, меня полностью устраивает. Ты, давай, не забывай закусывать!

— Да ты что?! — резко повысил голос Ганс, выпивая. — Прикасаются к твоему телу, говоришь? Все офицеры лагеря знают, что ты трахаешь этого жида, потеряв стыд и совесть, и носишься с ним и его сестрой, как полоумный! Думаешь, все слепые? Только про это и говорят! У нас одна фамилия, Стефан Краузе. И на меня невольно падает тень твоего позора!

Стефан уверенным шагом подошел к брату, тот непроизвольно поднялся со стула, и они оказались лицом к лицу, оба бледные, злые, с бешеным взглядом.

— Ты мне говоришь про позор? — прошипел Стефан, брызгая слюной от ярости. — А как понимать последний концерт еврейского оркестра, который происходил вчера на плацу? Отто Штерн приглашал меня посмотреть, но я отказался, хорошо, что еще на больничном, иначе бы умер со стыда. Ты поставил в круг еврейских музыкантов, заставил их играть симфонию, а сам вызывал по одному в центр и собственноручно убивал! * Ты считаешь, это поведение, достойное мужчины, тем более офицера? Если нужно уничтожить людей, то почему бы их просто не расстрелять, не подвергая такой чудовищной психологической пытке? Ты урод, Ганс! Это мне стыдно, что я ношу одну с тобой фамилию!

— Что плохого, что я дал жидам сыграть напоследок? — заносчиво парировал Ганс. — И потом, это же не люди, это — евреи!

— Тварь ты, — в сердцах сказал Стефан. — Харкнуть бы тебе в лицо. И еще: скажи, дорогой братец, ведь тебе почти сорок лет — так почему ты ни разу не был женат и не имеешь детей? Ладно я, позор семьи, содомит, мужеложец, но ты?

— Время не то, — быстро попытался оправдаться тот в ответ. — Мне не до этого. Я все силы отдаю службе на благо великого Рейха.