Голубая свастика (СИ)

Стефан начал смеяться над своими же словами и шутливо добавил:

— Без обид, но попрошу тебя ограничить свой рацион, ешь меньше сладкого и мучного.

— Если бы я курил, — тут же бойко парировал Равиль, — то и ел бы меньше. Курение, как известно, снижает аппетит.

Дело было в том, что Равиль хотел курить, однако данное удовольствие перепадало ему крайне редко, лишь пара затяжек, да и то не каждый день. Он и раньше имел такую привычку, покуривал тайком от родителей, что, по мнению Равиля, делало его более мужественным и взрослым. Теперь же ему было нелегко постоянно пассивно вдыхать табачный дым в обществе вечно смолящего Стефана. Тот посмотрел на него более пристально.

— Ничего не имею против. Ты можешь брать мои сигареты и выкуривать около пяти штук в день, но смотри — не более.

Впервые за этот вечер парень искренне ему улыбнулся.

— Спасибо, господин офицер!

А когда они легли спать, и Стефан безмятежно захрапел, Равиль еще долго вертелся в постели, изнемогая от последствий нешуточной порки, которую ему пришлось сегодня вынести. И утром опять придется брать у немца в рот, как ни противно, да еще и глотать его сперму на радость своему мучителю.

Дни шли, а сценарий не менялся. Утром — минет, вечером — секс, по четвергам — извращенная пытка в виде порки. Хотелось найти хоть какой-то выход из кошмарного замкнутого круга, куда его затянул Краузе, чтобы как-то нарушить его однообразие.

И тут Равиля осенила идея. Он тихо приподнялся и дотянулся до будильника. Стефан завел его на пять утра, с расчетом на сексуальные утехи, принятие душа, бритье, все остальные сборы и легкий завтрак в виде чашечки кофе. Из дома немец неизменно выходил в шесть часов тридцать минут, чтобы около семи утра уже быть в столовой.

Мстительно хихикнув, Равиль решительно перевел стрелки будильника ровно на семь, поставил его на место, а потом быстро уснул с блаженной улыбкой на губах, решив ни в коем случае не сознаваться в своем проступке. Пусть истинный ариец думает, что сам случайно ошибся, устанавливая время.

Как он и ожидал, утром катастрофически опаздывающему Стефану было ни до минета, ни до чашечки кофе. В своей манере, злобно чертыхаясь и изрыгая проклятия, он поспешно натянул на себя форму, впервые за долгое время не потребовав от Равиля выполнения его «почетных обязанностей».

Спал Равиль без всяких ограничений, сколько хотел. Особых дел у него не было. Офицер запретил ему работать по хозяйству и даже просто помогать другим слугам. На досуге юноша подтянул немецкую грамматику и теперь много читал. Стефан разрешал ему пользоваться всеми своими вещами, брать книги, письменные принадлежности, вести дневник и вот теперь даже курить. В этом плане он был, конечно, молодец, сказать нечего.

После обеда Равиль обычно выводил на прогулку во двор Данко, а потом играл с ним или занимался — рисовал для мальчика животных; потихоньку они учили цифры и буквы. Однако время обеда подходило, скоро мог заявиться Стефан, и нужно было вставать. Не хотелось встретить его растрепанным, помятым и изможденным.

Равиль заставил себя подняться, быстро принял душ, щедро намазал свои кровоподтеки мазью и облачился в одежду слуги. С досадой некоторое время он рассматривал в зеркале свое лицо со вздувшимися и от этого онемевшими губами и несколькими красными пятнами на щеках. Но он знал, что в жизни бывали вещи гораздо хуже и страшнее.

Вскоре Равиль покинул спальню своего хозяина. В гостиной он встретился с Сарой, которая, словно бледная и безмолвная тень, прошмыгнула мимо него с ведром и тряпками, едва слышно с ним поздоровавшись. Парень с жалостью посмотрел ей вслед. Зайдя в кабинет Стефана, он выдвинул один из ящиков бюро, взял сигарету, спички и поспешил на крыльцо, где столкнулся с Карлом, который как раз собрался уходить.

— Я иду в «Канаду», к Ребекке, — бодро оповестил мужчина. — Ты будешь передавать ей записку?

— Да, конечно!

Равиль извлек из кармана письмо, которое он приготовил еще вчера вечером.

— Ничего себе! — воскликнул Карл. — Ну и разукрасил же он тебя, парень! Как ты? Держись, главное, что ты жив.

— Я тоже так считаю, — согласился с ним юноша, смущенно отворачиваясь.

Все в доме знали, какого рода отношения у него с хозяином, но все равно он не мог привыкнуть и стыдился этого. Карл ободряюще похлопал его по плечу, безмолвно поддерживая.

— И еще, Карл, пожалуйста, передай сестричке мою вечернюю порцию хлеба.

— Зачем? — тут же насторожился Карл. — Что ты задумал? А вдруг про это узнает господин офицер? Боюсь, он этого не одобрит!

— Одобрит, — истекая едким сарказмом ответил Равиль. — Господин офицер, да будь тебе известно, решил, что я до неприличия много жру и на глазах жирею, и дал мне совет прикрыть свою хлеборезку.

— Понятно, — с видимым облегчением вздохнул мужчина. — А хозяин наш знает, что ты берешь у него сигареты?

— Знает, разрешил, не беспокойся.

Успокоенный Карл поспешил по своим делам. Равиль курил, с тоской смотрел на синее весеннее небо, где ветер гонял зловещие, хмурые облака, которые приносил сюда со стороны круглосуточно дымивших крематориев.