Голубая свастика (СИ)

— Я хочу иметь семью, большую, чтобы были дети, мамы, тети, дяди, дедушки, бабушки, и мы все вместе садились за праздничный стол, смеялись, желали друг другу добра и счастья. А… ты?

— Я совсем не вижу своего будущего, — потерянно пробормотал Стефан, прикрывая глаза. — Вернее, не совсем так сказал — я вижу, но точно знаю, что для меня все закончится здесь, в этом месте. Все молчат, только многие строят планы, как отсюда исчезнуть, когда придут советские войска. Почему-то кажется, что у меня не получится это сделать. Я нахожусь в своем последнем мире. Больше у меня ничего и никогда не будет. Наверно, потому я так за него цепляюсь…

Глаза Равиля увлажнились, и он почувствовав удивившее его самого сочувствие, прижался своим носом к лицу немца. Таким трогающим за душу оказалось его признание.

— Ты меня любишь? — тихо спросил он.

— А ты действительно сам сочинил это стихотворение? — вопросом на вопрос ответил Стефан.

— Да, сам. Просто уже больше не было сил молчать…

— Люблю. С первого момента, когда мы вдохнули общий воздух. Люблю, Равиль, тебя. Никогда в жизни мне никто не писал стихов, только я сам, хотя и не очень-то умею. Спасибо. Я в эйфории. Никогда больше тебя не обижу и не унижу, потому что действительно люблю с того самого момента, как увидел на перроне, и ты показался мне таким родным, будто знал я тебя до нашей встречи тысячу лет. Пойдем же. Я помогу тебе подняться. Хватит терзать и себя, и меня. А если честно, я бы остался здесь, с тобой, до самого конца запертым в этом подвале и в ожидании смерти, потому что хотел бы забыть, что происходит там, наверху, к чему я тоже косвенно причастен, но, к сожалению, так не получится. Пойдем же, Равиль!

По лицу Стефана потекли слезы, и он вжался им в плечо своего друга.

— Погоди! — парень несколько придержал его за плечи. — Постой, не спеши. Поцелуй меня…

Равиль потянулся к нему губами, и они слились в долгом и любовном поцелуе, который перешел в пожирание друг друга, в жадные укусы, вскоре затихшие.

— Я рад, что мы поговорили. Спасибо за стихи и откровенность, — пробормотал обессиленный и умиротворенный Стефан. — Да, пора уже отсюда выбираться.

— Пошли тогда…

Последние слова они произнесли одновременно, поднявшись с железной койки, возле которой валялись брошенные и никому теперь ненужные железные оковы.

====== 26. Новые неприятности. ======

Когда Равиль и Стефан вышли из подвала и добрались до спальни, настроение офицера вдруг резко изменилось. Лицо его омрачилось, как только они переступили порог комнаты. Немец решительным шагом подошел к шкафу, открыл его и, достав ремень, развернулся к Равилю. Поняв, что его ждет, потрясенный таким оборотом, парень отступил назад.

— Нет, только не это, — в отчаянии, со слезами в голосе забормотал Равиль, — ты же мне обещал! Нет, пожалуйста, я не выдержу, я и так обессилел!

— Сейчас я тебя взбодрю, мелкий ты гаденыш, — яростно выпалил Стефан. — Значит, говоришь, я плохо с тобой обращаюсь? Ну держись у меня. И мне наплевать на твою гордость, душу и задницу, как, я абсолютно уверен, и тебе на меня!

После этих слов на парня посыпался град ударов. Порка была очень энергичная и быстрая. Немец с энтузиазмом отстегал его ремнем прямо через одежду. Равиль сопротивлялся как мог в попытках уклониться. У него был шанс укрыться под кроватью, но он не осмелился, боясь, что от этого хозяин рассвирепеет еще больше.

— И посмей еще хоть раз меня расстроить! — свирепо приговаривал Стефан между ударами. — Тварь ты неблагодарная! Я столько для тебя сделал! Говоришь, плохо живется? Я устрою твоей еврейской шкуре веселую жизнь!

Заключительным ударом немец впечатал в бедро Равиля железную пряжку ремня, отчего парень громко взвизгнул. В глубине дома заплакал Данко, до которого, очевидно, донесся этот крик.

— Ты еще и ребенка мне напугал! — вновь начал орать Стефан, схватив Равиля за ухо, которое подозрительно хрустнуло. — Не смей шуметь, скотина. Говори немедленно, чего тебе не хватает в этой жизни?

— Нет-нет, все хорошо, — умоляюще лепетал Равиль. — Мои взгляды резко изменились, господин офицер, я очень благодарен за все, что вы для меня делаете, а особенно за воспитательный процесс, меня чаще нужно наказывать!

— Вот так-то! — торжествующе провозгласил Стефан. — Еще хоть одно малейшее непослушание или провинность, и ты вновь будешь бит! Я относился к тебе, как к человеку, даже назначил определенный день для порки, но ты хорошего обращения, видно, не понимаешь. Значит, будет по-плохому!

Он отшвырнул ремень и наконец выпустил из железных пальцев ухо парня, ставшее пунцовым.

— Быстро на кухню, Эльза сварила для тебя, засранец, бульон! — гаркнул на него Стефан.

Равиль, жалобно всхлипывая, попытался встать с пола, но не получилось, и он на четвереньках выбежал из хозяйской спальни. В гостиной он встал на ноги, цепляясь за кресло, вытер зареванное лицо порванным рукавом рубахи и, спотыкаясь, отправился на кухню.

— Бедный, — шепнула ему Эльза. — Как же ты нас напугал!