Голуби над куполами

Сожители погрузили Пашку на носилки и перенесли его на кровать в бомбаре № 2. Айболит наложил на область сустава тугую давящую повязку, пристроив сверху грелку с холодной водой. Батюшка побежал на кухню стряпать завтрак. Лялин занялся изготовлением специальной обувки из валенок, понимая, что ходить в кроссовках Пашке придется нескоро.

– Серж, подойди поближе, – позвал Тетух Мажора, – дело есть.

– Что-то подать, дядь Паш? – присел тот на край кровати.

– Дружище, не будет ли тебе в тягость оказать мне услугу, – начал он по-бураковски витиевато. – Дело в том, что я нашел трупик Злыдня. Похоронить бы надо. А я… выбыл из строя. Он в рабочке. На столе лежит. В брезентовой рукавице…

– Не вопрос! – вскочил Алтунин на ноги. – Положу его в коробку от дозиметра и похороню в противопожарном ящике с песком. Пойдет?

Павел благодарно кивнул головой. Каждое слово давалось ему с трудом.

К вечеру острая боль отпустила, сменившись ноющей, и Паштет поведал сожителям о событиях минувшей ночи. Начал он издалека:

– В любом бомбаре главное – не запасы воды и еды, а чистый воздух. И живы мы до сих пор лишь потому, что здесь имеются фильтрационные установки и воздуховод. Эта «трубосистема» связывает нас с внешним миром. Стало быть, надо валить.

– Кого? – выпалили дуплетом Алтунин и Бурак.

– Не кого, а куда. Слиться мы попробуем через вентиляционную шахту.

В глазах «овец» застыло недоумение. Мажор с белорусом опасливо переглянулись, Джамшед втянул голову в плечи, отец Георгий перекрестился. Никто из присутствующих не видел себя в роли диггера, карабкающегося по ржавым ступенькам узкого бетонного колодца.

– Если бы речь шла о простом подъеме наверх по скобам трубы, мы бы все уже давно были на воле, – резонно заметил Тетух. – Но выбираться придется ползком, раком, боком, на спине, задом наперед. Не исключено, что потребуется завернуться спиралью.

Присутствующие переменились в лице, будто увидели собственный некролог.

– Этой ночью мне удалось преодолеть часть пути, но добраться до финиша не позволили мои габариты. Там есть место, где галерея-ракоход сужается до улиткохода. Ввинтиться в последний сможет лишь ОЧЕНЬ худой чел. Худой и верткий, как опарыш.

Взгляды присутствующих пересеклись в одной точке, и точкой этой был Мажор.

– Дядьки, вы че, прикалываетесь? – заблажил парень фальцетом. – Можете закидать меня валенками, но в трубу я не полезу – у меня клаустрофобия. Я дико боюсь замкнутых пространств… Я в лифт никогда не сажусь… В метро не спускаюсь… МРТ не делаю… Я даже туалетную кабинку никогда не закрываю!

– Бог дал человеку свободу и право ее отвергать, – процитировал классика Бурак. При этом никто не понял: то ли он осуждает юношу за трусость, то ли поддерживает его право на свободное волеизъявление.

Лялин положил руку на плечо Алтунина.

– Может статься, Серега, что этот поступок окажется самым важным в твоей биографии. Что на свет божий ты явился именно для того, чтобы спасти шесть человеческих жизней, включая свою собственную…

– Господи, ну за что мне все это? – простонал парень, встретившись глазами с Русичем.

– Не «за что», а «для чего» – улыбнулся тот. – Бог дает человеку не то, что он хочет, а то, что ему надо.

Опустив глаза вниз, Мажор нервно теребил сережку в ухе. Сдохнуть, застряв в каком-то «улиткоходе» ему совсем не хотелось. Впрочем, до этого дело не дойдет. Он умрет гораздо раньше, чем доберется до означенной Тетухом точки. От страха.

– Нашли лоха, – просипел Мажор севшим от волнения голосом. – Лучше я умру от голода здесь, чем от ужаса в узкой ржавой трубе.

* * *

– Если ты на измене, включи заднюю прямо сейчас, – бросил Павел Мажору в конце инструктажа.

– Проехали, дядь Паш. Впереди – следующая станция.

Мужчины по очереди обняли одетого в «космонавта» парня.

– Всем чмоки, не болейте! – расплылся тот в широкой гагаринской улыбке, и лишь подергивание левого века выдавало крайнюю степень напряжения и страха, угнездившуюся в его душе.

– Ангела-хранителя тебе! – перекрестил Алтунина отец Георгий, и Сергей обреченно нырнул в «черную дыру».

«Дядьки» еще долго не могли успокоиться. Пашка одну за другой курил самокрутки. Русич, не переставая, молился. Бурак, как маятник, мотался туда-сюда. Джамшед тихонечко плакал, уткнувшись носом в холку Обамы.

– Харэ нагнетать, мужики! Идите на левое крыло, отдыхайте, – прикрикнул на них Юрий. – Не нужны вы тут сейчас. От слова «совсем».

– А ты? – обиделся Пашка.

– А я подежурю здесь. Если что, сразу вам маякну.

Недовольно ропща, болельщики удалились в бомбарь № 2, и в помещении стало тихо-тихо. Было слышно, как булькает в трубах вода, как крысы цокают по бетону когтями, как где-то наверху тревожно ухает горлица.