Голуби над куполами

– Ничего. Притрушенный был, как и при жизни, – постучал мужчина спичкой по виску. – Показывал пальцем на дырку в стене. Я ни хрена не понял. Тогда он фаснул на меня Злыдня. Тот перескочил на мое плечо, потерся носом о шею, аж бантик зашелестел, прикинь… Потом запрыгнул на верхние нары, стал карабкаться по вертикальной стене в сторону дырки и, обогнув ее, погнал дальше. В конце концов, сиганул за решетку воздуховода. Владик проследил за моим взглядом, одобрительно кивнул и исчез. Вместе со Злыднем.

Услышанное потрясло опера. Если Владик являлся не ему одному, значит, это – не галлюцинация, а знамение, к которому стоит прислушаться. Только что он хотел сообщить? Что Злыдень мертв? Допустим. Зотову стало жаль Пашку, и он решил развеять его иллюзии. Тогда что это за история с дыркой в стене?

– Знаешь, Паш, Владик ведь и ко мне приходил, – встал Юрий с корточек.

Тетух поднял на него голову – глаза по пять копеек.

– Да ладно!

– Клянусь! И тоже показывал мне провал в стене. Я, грешным делом, подумал, что он рекомендует мне повеситься. Теперь понимаю: здесь что-то другое. Ну-ка, пошли в рабочку.

Мужчины стояли и смотрели на изуродованную дырой стену.

– Куда, говоришь, Злыдень скрылся?

– Вооон туда! – махнул сигаретой Павел на зарешеченное окошко воздуховода.

Лялин долго молчал, прокачивая в мозгу варианты значений полученного сигнала и наконец все понял. Это было прозрение. Инсайт.

– Они, Паш, нам дорогу на волю показывали. Единственный выход отсюда. А мы, идиоты, информацию не восприняли, потому что боялись выглядеть спрыгнувшими с мозгов.

Приятели пододвинули стол к стене, взгромоздили на него пирамиду из ящиков. Взобравшийся наверх Паштет без особого труда снял решетку с окошка, ведущего в воздуховод.

– Нам, Юрец, нужны: фонарь, веревка, каска, противопожарный багор, брезентовые рукавицы и защитный костюм моего размера.

– Почему твоего?

– Ты диаметр окна видишь? Тут даже мои габариты могут не проканать, – подбросил он вверх свои гадальные кости. – Ну вот: 5/3 – шансов очень мало. Но, как говорил один мой сокамерник, кто копает – у того и погреб.

Принеся все необходимое со склада, мужчины занялись приготовлением экипировки. При помощи изоленты Лялин примотал к каске фонарь. Тетух втрое укоротил рукоять противопожарного багра. Обвязав его веревкой, получил вполне сносную «кошку», способную зацепиться своим металлическим крюком за любую трубу.

Когда все уже было готово, Пашка снова помчался в бомбарь № 2. Что он там делал, рассказывать не стал, да Лялин и не приставал, погрузившись в свои переживания.

Если бы пару лет назад кто-то сказал, что трижды судимый уголовник станет для него самым близким человеком, он плюнул бы ему в глаза. Но жизнь оказалась куда более сложной, чем наши представления о ней.

Сейчас ему трудно было вообразить, что эти два года неволи он мог бы провести без Пашки, ведь тот был для коллектива и библиотекой, и театром эстрады, и бесплатным кино, и цирком шапито, и круглосуточным радио, и курсами рукоделья. А главное – человеком, способным на поступок. Мужиком, который не сдрейфит, не предаст, не подставит. Единственным из всех «жителей подземелья», кого Лялин без обиняков мог бы назвать другом.

И вот сейчас его единственный друг уходит в неизвестность, откуда может не вернуться. На глаза Юрия навернулись слезы. Хватанув ртом воздух, он не нашел слов, на которые мог бы его потратить.

– Ну, Юрок, – обнял его Пашка. – Если че, не поминай лихом. Классный ты мужик. Даст бог, выберемся – обязательно куплю тебе медаль. Шоколадную.

Украдкой смахнув слезу, опер поправил фонарь на каске приятеля. В своем дивном облачении тот был похож на бомжеватого астронавта из фантастического боевика. Прорезиненный защитный костюм безобразно топорщился на его фигуре. Руки в необъятных брезентовых рукавицах были похожи на ласты. Каска на голове смотрелась, как ночной горшок без ручки. Талия была обмотана веревкой – вдруг пригодится. На импровизированном поясе болтался укороченный багор. От нападения злых духов он был полностью застрахован. Как впрочем, и от всякой живности, которая, увидев перед собой ТАКОЕ, тут же получит разрыв сердца.

– Зрелище посильнее, чем «Фауст» Гете, – пытался шутить Лялин, но его голос дрожал, как дрожало и все тело.

Тетух взобрался на вершину пирамиды из ящиков, поднял вверх руку и пропел:

Он сказал: «Поехали!»,
Он взмахнул рукой,
Словно вдоль по Питерской, Питерской
Пронесся ПОД землей.

Затем перекрестился своей неуклюжей ластой, почему-то по-католически – слева направо, и растворился в круглом отверстии вентиляционной системы.

Минуты для Юрия текли долго и медленно, как слюни у голодной собаки. Не находя себе места, он нервно щелкал суставами пальцев, мерил шагами рабочку, отжимался от пола. Самым жгучим его желанием в данный момент была не свобода, а благополучное возвращение Павла.