Голуби над куполами

Последний же в это время пытался просочиться через небольшой лаз, ведущий из боковой штольни в тесную галерею-ракоход. Он уже преодолел часть пути, вытворяя в трубе чудеса акробатики, где ему пришлось ходить по стенам руками и ногами. Внутри тоннеля обнаружились фильтрационные отсеки. Трубы от них уходили в параллельную гермофорточкам стену, на которой крупными лохмами висели остатки зеленой потрескавшейся краски. Луч фонаря выхватил из темноты сделанную мелом нечеткую надпись: «Вентиляционная камера. Сектор В».

Немного передохнув, Паштет продолжил путь. Широкая труба постепенно перешла в узкую. Передвигаться по ней можно было только на четвереньках. Там было холодно и мокро. Колени то и дело упирались в острые камни и крысиные трупы, а локти – в ржавые арматурные прутья, торчащие из стен, как ребра музейного мамонта.

Вскоре Павел почувствовал, что у него очень болят ноги, особенно левая, поймавшая в свое время пулю. Он прополз еще метров сто и обнаружил, что ракоход сузился до улиткохода. «Пролезть туда не сможет даже в хлам бухой диггер, а трезвый… тот и пытаться не станет, – подумал мужчина, прикидывая на глазок диаметр трубы. – В эту щель сможет пройти лишь глист, подобный Мажору. И то не факт».

Нужно было возвращаться на «базу», но теперь – задом наперед. Развернуться не было ни малейшей возможности. Подсветить себе дорогу тоже. Пришлось двигаться в темноте, по-пластунски и очень медленно. Лежа на животе, мужчина подтягивался назад, поочередно упираясь о дно трубы локтями и коленями.

Обратный путь показался Паштету бесконечным, как лента Мебиуса. Он уже выбился из сил. Ему хотелось в туалет, а еще пить и курить. Но ни одно из перечисленных «благ» ему не светило. С собой у Павла была лишь батюшкина иконка, за которой он возвращался в пищеблок.

Преодолев очередной десяток метров, мужчина уперся ногой во что-то твердое. Видимо, это был тупик, и следовало повернуть направо. Но как?

У Павла на лбу обильно выступили капельки пота. «Во влип! – промелькнуло в голове. – Только такой идиот, как я, мог так бесславно подохнуть в ракоходе».

Последняя мысль не на шутку взбудоражила Тетуха, представившего себе жуткую картинку: диггеры находят его мумифицированный труп. Стоящий раком и обглоданный крысами. Делают фотки, выкладывают их в Сеть. Стыдняк же! Братва на зоне его бы точно не поняла. «Нужно срочно выбираться из этой западни! – паниковал Павел. – Господи, помоги мне, крещеному атеисту!».

Он сделал судорожное движение ногой, и стопа резко подвернулась внутрь. От острой боли помутилось сознание, и он упал лицом в холодный бетон. Когда пришел в себя, долго боялся открыть глаза, опасаясь увидеть рядом архангела Михаила. Но вместо него, на Пашку пялилась мертвая крыса. Глаза у нее были разными: левый – черным, правый – рубиновым. «Злыдень!» – повисло в пустоте сердце Паштета. Синий бантик на шее трупика, лежавшего на спине лапками кверху, не оставлял никаких сомнений – это Злыдень.

Из груди Павла вырвался тяжелый вздох. Завернув в рукавицу останки питомца, он положил ее за пазуху и повторил маневр. На этот раз удалось нащупать проем в правой панели и спустить в него ноги. Спустить удалось, а вот встать на них – нет. Любая попытка опереться на правую конечность вызывала сильную боль. «Походу, связки порвал, – обожгла его внезапная мысль. – Как же теперь добраться до базы?».

Тетух оперся на найденный в трубе арматурный прут и, стиснув зубы, двинулся в направлении боковой штольни.

* * *

Непонятная возня где-то под потолком заставила Лялина вскочить на ноги. Взобравшись на стол, а затем и на ящики, он попытался заглянуть в нутро воздуховода.

– Паш, ты, что ли? – прокатилось эхом по трубе колодца.

В ответ раздалось натужное пыхтение. Затем из дыры высунулась рука в брезентовой рукавице. За ней – оранжевая каска со сбитым набок фонарем.

– Дай руку, Юрок! Самому… мне… не выбраться – связкам трындец… Хрррр…

Подхватив приятеля подмышки, опер втащил его в помещение. Встать на ногу тот не смог, и Лялину пришлось снести его вниз на руках.

Уложив Павла на бывшие нары Русича, Юрий не без труда снял с него кроссовок. Пашкина стопа здорово отекла, превратившись в сплошной сгусток боли.

– Потерпи, браток! Я – за Айболитом, – уже на бегу прокричал Лялин. – А ты пока вспоминай, куда пристроил свой костыль.

Вскоре Павел услышал топот ног и громкие голоса сожителей. Первым в рабочке показался запыхавшийся Джураев. Следом за ним – сонный батюшка с бутылкой святой воды и белорус с костылем. Минуты через две в помещении материализовались Лялин с Алтуниным, тащившие брезентовые носилки.

Айболит по-таджикски бубнил себе что-то под нос, надавливая пальцами на предполагаемое место надрыва. Пациент орал благим матом.

– Если даст Аллах, завтра мала-мала легче будет, – утешал он Пашку с виноватым выражением лица.

– А что с ним такое? – недоумевал Алтунин. – Вчера ж, вроде, здоровый был.

Джамшед, как мог, перевел свою мысль на русский:

– Парвала… завязка. Надо тугой бинтом и мороженный вода для холод.