Читаем Голуби над куполами полностью

– Все хотят… И бульбаш, и Джамшед Алибабаевич. Даже служитель культа, как это ни странно. Ну, и мы с тобой. Только Мажорка отмалчивается. Оно и понятно: молодой, не знает толком, что такое великая сильная страна. Не было у него такого счастливого детства, как у нас. Серега еще в пеленки мочился, когда буржуины Союз валили. Все продали, сволочи, все разбазарили. Мой сосед, полковник запаса, рассказывал мне, что в бытность его службы в Приамурье был у них армейский командный пункт. С развалом СССР о нем забыли, ибо те, кто его «консервировал», уволились, спились, разлетелись по странам СНГ. Землю же, на которой он стоял, отдали под дачные участки. И вот спустя годы о стратегическом объекте вдруг вспомнили. Можешь представить себе обалдение хозяина дачи, когда к нему на участок нагрянула «зондеркоманда» с лопатами и стала вскапывать его огород. На глубине двух метров бойцы нашли металлический люк. Вскрыли его, забрались внутрь, а там… около двух километров сухих помещений в три яруса, с вентиляцией, мебелью, сантехникой, дизелями, водоснабжением, продуктами и прочими необходимыми для жизни вещами. Хозяина участка чуть кондратий не хватил, еле водкой потом отпоили. Знал бы мужик, какое богатство у него под ногами, стал бы местным олигархом. Если б, конечно, не выпендривался, а потихонечку осваивал найденное. Многие продукты, из тех, которые в «закладках» оставляют, съедобны десятилетиями.

– Вот и проверим. У нас есть галеты, какао, сгущенное молоко и две коробки меда, – заметил Тетух, долбя отверткой дырку в крышке банки с жутко засахаренным пчелиным продуктом. – А мед, Юрок, это что? Это – зачетный ништяк, ибо является идеальным лечебным средством, недосягаемой средой для бактерий и единственным продуктом в мире, имеющим вечный срок годности… В отличие от остальных харчей, произведенных в тысяча девятьсот лохматом году.

– В любом случае, Паш, мы с тобой сегодня – молотки. И по этому поводу сейчас должно раздаться троекратное «ура!».

– Ура! Ура! Урааа! – разнеслось по пищеблоку, и мужчины бросились к водопроводному крану. Желудки, нафаршированные пищевыми концентратами, срочно требовали жидкости.

Новость о существовании параллельного бомбаря, принесенная в рабочку Пашкой и Юрием, ошарашила остальных узников. Особенно их впечатлил рассказ о пищеблоке. Не сговариваясь, мужчины ринулись на левое крыло – хотели убедиться, что их не разыгрывают. Первым мчался Мажор, за ним – Айболит с Обамой подмышкой, следом – несколько дней не встававший с постели Бурак. Замыкал забег отец Георгий, которому явно мешали длинные полы его усыпанного мукой подрясника.

Глядя на белоруса, Паштет толкнул опера в бок.

– Где больной, а где перпетуум-мобиле. Говорю же: старый опытный камикадзе.

– Злой ты, Паша. Легко стебать других, когда сам уже пузо набил.

В глазах Тетуха промелькнула обида. Не желал он пересматривать свою теорию об «овцах и пастухах».

– Ускоримся, Юрец, а то мужики получат с голодухи заворот кишок.

Мужчины, и в самом деле, обнаружили сожителей в столовой. Те, как шкодливые коты, пихали в рот все, что видели.

– И этот человек будет запрещать мне ковыряться в носу, – произнес Алтунин, высокомерно поглядывая на Бурака, пихающего в рот одновременно брикет мясного супа, яичный порошок и две галеты.

– Стопэ! – заорал Лялин дурным голосом. – Что за япона мать!

«Мародеры» застыли на месте. Айболит был единственным, кто додумался развести свою находку водой и по очереди с Обамой вылизывал из тарелки детское питание.

– Если человек искренне молит и не получает просимое, значит Господь готовит ему большее и лучшее, чем он просит, – изрек Русич, улыбаясь во весь, наполовину беззубый, рот. В отличие от коллег, он не шнырил по ящикам, а, стоя на коленях, воздавал господу благодарственную молитву.

– Так, мужики, – резюмировал Юрий. – Прекращаем набег. Берем с собой суп, яичный порошок, бутылку подсолнечного масла, сухое молоко, сухари, пакет сахара и пачку соли. Дома батюшка сварит нам первое и сделает омлет. Попьем чайку с сахаром и сухариками. И все. На сегодня. После чаепития на общем собрании решим, где и как будем жить дальше.

– Сами-то все перепробовали, – шмыгнул носом Иван, указывая на раскуроченные «пастухами» ящики.

– Что позволено Юпитеру, то не позволено быку! – презрительно фыркнул Паштет. – Самоубийцам вообще слова не давали.

Пока Русич варил суп, Джураев готовил медовую водичку для совершенно осипшего Бурака и раствор угольных таблеток для маявшегося животом Обамы. Остальные переносили с рабочки на кухню мешки с мукой.

Несмотря на древность продуктов, суп и омлет оказались вполне удобоваримы, а чай с сахаром – просто божественным. Насытившись, все стали хвалить батюшку за кулинарное мастерство.

– Да ладно вам, – скромничал последний. – Какая там амброзия… Обычное варево. Вот бабуля моя – это даааа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза