Читаем Голуби над куполами полностью

– Плюс колокола, – включился в мозговой штурм Лялин. – Рядом церковь. Какая? Батюшка, соображай!

– Я, право, не знаю… В Митино есть Храм Всемилостивого Спаса… Храм Рождества Христова…Есть Крестовоздвиженский, но он – малый, деревянный, без звонницы… Стало быть, либо Спаса, либо Рождества.

– Уже неплохо! – потер руки опер. – Свое приблизительное местоположение мы установили. Теперь бы его на волю передать. Если наши координаты наложить на карту подземных коммуникаций, то… Ну, сколько старых бомбоубежищ может находиться в районе митинского электродепо? То-то же.

Ладно, давайте делом займемся. Иван с Владиком, вы переберите яблоки и овощи. Всю гниль.

– в пустой мешок, завтра его джигитам на горб закинем. Нормальные – в пустые бочонки из-под таблеток. И крышку плотно закройте. Так крысы до них не доберутся. Подпорченные освободите от гнили и – в большую кастрюлю. Ими займется отец Георгий.

Затем, Вань, вы чистите моркошку и лук с картофелем, режете их на пластинки и поджариваете на этой белой брюшине. Не сало, конечно, но под лучок пойдет. И не забудьте посолить. Хорошо хоть хунвейбины соль забросили с растительным маслом, а то у нас уже – все по нулям…

– А ты, типа, будешь осуществлять общее руководство? – ехидно изрек Паштет, сверля опера острыми буравчиками глаз.

– Нет, Паша! Я буду переупаковывать мешки. Кто-то же должен отрабатывать обещанную премию.

– Один?! – удивились все.

– Ассистенты мне не нужны. Я только нижние мешки повредил. И то лишь частично…

Синие миндалевидные глаза Тетуха сделались совсем круглыми – совиными.

– Так это не крысы?

– Нет, други мои. Это я поработал шильцем.

В помещении воцарилась звенящая тишина.

– А если б они… – начал батюшка фразу, но закончить ее так и не смог.

– Кто не рискует, тот не пьет… чай с сахаром, не ест белый хлеб с маслом, не моет руки с мылом.

И мужики грохнули смехом. Хохотали раскатисто и долго. Организм требовал снятия нервного напряжения.

Ужин в этот вечер удался на славу. Аромат жареной на «сале» картошки плыл по всему убежищу, смешиваясь с менее приятными запахами. Имеющаяся в хозяйстве сковородка была не достаточно вместительной для пяти голодных желудков. Понадобилось три захода. Зато наелись от пуза. Когда настоялась свежая заварка, приступили к чаепитию. Несмотря на сахарозаменитель, напиток узникам показался божественным.

– Вам не кажется, что в заварку добавили каркаде с бергамотом? – мечтательно произнес белорус. – Я чувствую какую-то приятную кислинку.

– Какаду с бегемотом? – захлебнувшись чаем, закашлялся Владик. – Ниче себе!

– Держи карман шире, бульбашидзе, – оскалился Павел, изучая этикетку на пакете с трухой третьего сорта. – И бальзам туда пульнули, и мяту, и лимончик – все для нашего удовольствия.

Стены бункера содрогнулись от дружного мужского смеха. Громче всех хохотал Паштет, запрокинув голову назад и выгнув дугой спину. Вдруг он резко оборвал смех и уставился на решетку воздуховода. Оттуда на него внимательно смотрела крыса с синим бантиком на шее.

– Иди сюда! – махнул Павел рукой, и грызун слетел вниз, как будто им выстрелили из рогатки. Сначала он шмякнулся на нары Тетуха, затем на пол и, в конце концов, оказался на коленях у Паштета. Взобравшись по его джемперу на уровень груди, пасюк огляделся по сторонам и, оценив эффект, произведенный его появлением, вызывающе оскалился на сидящих вокруг мужчин.

За столом воцарилось гробовое молчание. Лица присутствующих выражали полное недоумение.

– Мой друг Злыдень, прошу любить и жаловать, – представил он крысу честной компании. – Обижать не рекомендую. Я его крышую. Это – мое личное домашнее животное.

Опер катнул желваками по скулам. Лицо Бурака, испытывающего перед крысами мистический ужас, исказила жуткая гримаса. У отца Георгия начался приступ икотки. Владик же сказал «ага!», и продолжил чаепитие, будто каждый день на него с потолка падают крысы с бантиками на шее.

– С людьми дружить не пробовал? – произнес Лялин, с интересом рассматривая пасюка.

– Люди – это звери. Они предают, продают, изменяют, подставляют. Другое дело – животные, они – самые верные и преданные друзья.

– Предупреждаю сразу: если твоя домашняя скотина хоть раз окажется на столе, в продуктах или на наших шконках, самолично придушу… ее же синим бантом. Или подвешу на нем вон на тот крюк. В отличие от тебя, я крышую людей. Работа у меня такая.

Отойдя от шока, узники сгрудились над Злыднем.

– Че он башкой-то все время вертит? – поинтересовался Владик.

– А у крыс зрение никудышнее, – со знанием дела пояснил Бурак. – Они таким образом резкость наводят, создавая контраст между дальними и ближними предметами.

Мужчины тыкали в грызуна пальцами, что-то выкрикивали, давились от смеха.

– Все, концерт окончен, – психанул Тетух, засовывая пасюка за пазуху. – Ща мне его заикой сделаете.

Но возбужденные мужики не могли успокоиться. Продолжая «чайную церемонию», стали вспоминать своих домашних животных.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Земля
Земля

Михаил Елизаров – автор романов "Библиотекарь" (премия "Русский Букер"), "Pasternak" и "Мультики" (шорт-лист премии "Национальный бестселлер"), сборников рассказов "Ногти" (шорт-лист премии Андрея Белого), "Мы вышли покурить на 17 лет" (приз читательского голосования премии "НОС").Новый роман Михаила Елизарова "Земля" – первое масштабное осмысление "русского танатоса"."Как такового похоронного сленга нет. Есть вульгарный прозекторский жаргон. Там поступившего мотоциклиста глумливо величают «космонавтом», упавшего с высоты – «десантником», «акробатом» или «икаром», утопленника – «водолазом», «ихтиандром», «муму», погибшего в ДТП – «кеглей». Возможно, на каком-то кладбище табличку-времянку на могилу обзовут «лопатой», венок – «кустом», а землекопа – «кротом». Этот роман – история Крота" (Михаил Елизаров).Содержит нецензурную браньВ формате a4.pdf сохранен издательский макет.

Михаил Юрьевич Елизаров

Современная русская и зарубежная проза
Люди августа
Люди августа

1991 год. Август. На Лубянке свален бронзовый истукан, и многим кажется, что здесь и сейчас рождается новая страна. В эти эйфорические дни обычный советский подросток получает необычный подарок – втайне написанную бабушкой историю семьи.Эта история дважды поразит его. В первый раз – когда он осознает, сколького он не знал, почему рос как дичок. А второй раз – когда поймет, что рассказано – не все, что мемуары – лишь способ спрятать среди множества фактов отсутствие одного звена: кем был его дед, отец отца, человек, ни разу не упомянутый, «вычеркнутый» из текста.Попытка разгадать эту тайну станет судьбой. А судьба приведет в бывшие лагеря Казахстана, на воюющий Кавказ, заставит искать безымянных арестантов прежней эпохи и пропавших без вести в новой войне, питающейся давней ненавистью. Повяжет кровью и виной.Лишь повторив чужую судьбу до конца, он поймет, кем был его дед. Поймет в августе 1999-го…

Сергей Сергеевич Лебедев

Современная русская и зарубежная проза / Современная проза / Проза