Голуби над куполами

– Расскажи, нам жутко интересно. Лично я с живым монахом ни разу не сталкивался. Никогда не мог понять мужиков, отказавшихся от баб, телика, бухла и сигарет во имя … непонятно чего.

– Я тоже, – поддержал Пашку Лялин.

Отец Георгий обвел присутствующих своим бархатным взглядом.

– Монастырь – учреждение не человеческое, а Божеское, и цель его – отдалить христианина от сует и попечений мира. Посредством покаяния соединить его с Богом, помочь ему вырваться из порочного круга бездушия и жестокости в мир, где высшими принципами являются терпимость и любовь.

– Но для того, чтобы понять это, вовсе не обязательно отрекаться от мирской жизни, – подал голос белорус.

– Так никто никого не неволит. Отречение от мирской жизни – сознательный выбор каждого, находящегося в обители. Возможно, для мирского человека мы и кажемся странными, уже хотя бы потому, что большую часть суток проводим в молитве, а не в угождении своим страстям и утробе. На самом же деле, мы не считаем, что лишили себя чего-то важного. Для нас жизнь вне мира – не лишение, а приобретение возможности спокойно мыслить, воспринимая себя Божьим созданием.

– Но монахам ведь ничего нельзя! У них – запреты похлеще, чем на зоне. Да и подъем в такую рань, что…, – захлебнулся Тетух в негодовании.

– Подъем в обители в полчетвертого утра. С четырех до восьми – утреннее богослужение. Затем трапеза, после которой вся братия отправляется на послушания. В двенадцать – отдых и чтение. В 13.45и— пятнадцатиминутная трапеза. Затем снова послушания. В восемнадцать начинается вечерня. За ней следует вечерняя трапеза и повечерие, после которого не следует вести никаких бесед, а только отдаваться келейной молитве. В обители запрещено курить. Не принято также ходить по келиям «в гости». Необходимые разговоры можно вести только в библиотеке. Спит братия, как правило, по пять часов в сутки. У кого есть потребность в более продолжительном сне, час могут доспать во время дневного отдыха.

– Офигеть! – покачал головой Пашка. – На строгом режиме живется полегче. Вас там хоть нормально кормят или вечные посты?

– Со временем у братии вырабатывается привычка мало спать и мало есть. Так что, мы не страдаем. В постные дни (понедельник, среду и пятницу) для подкрепления телесного вкушаем хлеб и чай, овощи, фрукты, крупы, макароны. Мяса не едим совсем – от него «возникает либо сонливость, либо игривость», а ни то, ни другое братии не к лицу. В обычные дни едим творог, масло, рыбу, орехи. Крепких спиртных напитков нет и в помине, но натуральное вино не возбраняется.

– А что делаете в свободное время, когда уже намолились до белой горячки? – почесал Лялин вилкой у себя под лопаткой.

– А его у нас почти нет. Не менее семи часов в день занимает пребывание на церковной службе, а еще – келейная молитва и послушания. Монахи не должны предаваться праздности. Их руки всегда что-то делают, а голова размышляет.

Мужчины обменялись скептическими взглядами. В глазах каждого из них читалось: «Лучше попасть в тюрьму».

– И при всем при этом вы считаете себя счастливыми людьми? – удивился Бурак.

– Считаем. Мы не мечемся в погоне за материальными благами, не боимся потерять работу, не гневимся на соседа, не страдаем завистью, не мучаемся от комплексов, не пытаемся играть какую-либо роль, навязанную нам обществом. Все внешнее, наносное нас не интересует. Мы не требуем от жизни невозможного, не горюем о непоправимом, не беспокоимся о вещах, которые не подчинены нашей воле. Мы живем с молитвой на устах и Богом в сердце. Разве это не счастье?

– Бла-жен-ный, – протянул по слогам изумленный Павел. – Как же ты дошел до такой житухи? Поведай, батя Георгий, не тихарись!

Русич замялся. Вспоминать жизнь, от которой отрекся, ему явно не хотелось, но отмолчаться было бы невежливо по отношению к сожителям, которые, достав скелеты из своих шкафов, уже выставили их на всеобщее обозрение.

– Ничего особо интересного в моей жизни нет, – произнес он тихо. – Отнюдь не «Житие протопопа Аввакума». Я – коренной москвич. Когда осиротел, мне было всего три года. Мои родители увлекались горным туризмом. В один из своих отпусков отправились на Алтай и погибли там при переправе через бурный горный поток. Жил я с бабушкой на Арбате в доме сталинской постройки с высокими четырехметровыми потолками, украшенными лепными ангелами. Бабуля сказала мне, что два ангела, расположившиеся прямо над моей кроватью, – души мамы и отца. Что они всю жизнь будут охранять меня от невзгод и опасностей. И когда приходило время укладываться спать, я всегда смотрел в потолок, обращаясь к ним с просьбами, жалобами или просто за советом. И что интересно: совет я всегда получал. Во сне. Просыпаясь, я точно знал, как мне следует поступить в той или иной ситуации.