Учился я блестяще. Бабушка жизнь положила на то, чтобы воспитать из меня вундеркинда. Она водила меня в театры, филармонию, планетарий, цирк, на передвижные выставки. Возила в Питер, Прибалтику, Ташкент, Киев. Каждое лето – на Черное море. Я увлекался художественным чтением, живописью, танцами. Посещал кучу учебных кружков, занимался с репетиторами. В итоге, школу закончил с золотой медалью и без проблем поступил на философский факультет МГУ.
Когда я был на втором курсе, бабуля умерла. Эта потеря стала самым большим горем в моей жизни. Я чувствовал себя преданным во второй раз. «Как она могла оставить меня один на один с этим жестоким миром?» – мучил меня вопрос, ответа на который просто не существовало.
Чтобы не думать ежечасно о своем горе, я полностью окунулся в науку. Загружал себя по самые брови: изучал латынь и церковнославянский язык, организовывал концерты и КВНы, просиживал в читальных залах библиотек, штудировал религиозную литературу, чтобы предметно дискутировать с «заблудшими душами». Я, хоть и крещен был во младенчестве, в Бога не веровал. Более того, возглавлял клуб воинствующих атеистов. Ездил с агитбригадой по предприятиям, колхозам, школам, училищам, критикуя служителей культа и высмеивая верующих людей. Читал лекции на темы: «Отрицательное влияние религии на советскую молодежь», «Является ли церковь силой добра?», «Советские писатели о религии». Чего стоило одно чтение «Крещения» Демьяна Бедного:
Как вспомню это кощунство, так вздрогну! За глумление над верой Господь меня здорово покарал. Я уже позже понял, что несчастья случайного не бывает. Что причину его нужно искать в себе. Правду говорят: «Если бы вам удалось надавать под зад виновнику большинства ваших бед, вы бы неделю не смогли сидеть». Согласен, сложно обвинить человека, которому на голову упал кирпич… А если он перепрыгивает с крыши на крышу забавы ради или куражится, как это делал я, над соблюдением духовных законов?
– Извини, батюшка, что перебиваю, – не смог промолчать Лялин, который уже давно ерзал на своем ящике, – но я категорически не согласен с твоей мировоззренческой позицией относительно неизбежности кармического наказания. В нашей жизни так много случайностей и совпадений, не зависящих от… – задумался он, подыскивая правильное слово.
– Понял – отвечаю, – кивнул головой Русич. – Человек заблуждается, думая, что он самостоятельно строит свою жизнь и имеет свободу выбора. Внешне это, вроде бы, так и выглядит: ты можешь выбрать одну профессию, а можешь – другую, можешь повернуть на перекрестке налево, а можешь – направо. Но все равно в конце пути ты выйдешь на ту площадь, на которую тебе предначертано выйти. По-другому не бывает. И погибает человек не в тот момент, когда не знающий промаха снайпер нажимает на курок, а тогда, когда полностью выполнил свою земную миссию. Но мы немного отвлеклись от заявленной темы.
Так вот, вуз я закончил с красным дипломом, поступил в аспирантуру, работал над диссертацией. За год до защиты женился на своей студентке, умнице и красавице. Казалось, фортуна повернулась ко мне лицом. Рядом со мной снова был верный и любящий человек. Я буквально на крыльях летал. Единственное, чего не хватало для полного счастья, это – ребенок. Но супруга с материнством не торопилась. «Дурное дело нехитрое, – говорила она. – Сначала ты защитишься, потом я получу диплом, выйду на работу и тогда уже пойду в декрет. Нельзя плодить нищету. Наш ребенок ни в чем не должен нуждаться».
На тот момент я считал, что в ее словах есть резон и полностью погрузился в пучину научных изысканий. К тридцати годам я уже был кандидатом наук, доцентом кафедры философии религии и религиоведения, стал неплохо зарабатывать. Купили мы машину, сделали в квартире евроремонт, поменяли мебель, съездили в круиз по Средиземному морю. Лена училась в аспирантуре, я корпел над докторской диссертацией. Очень уставал, страдал головными болями. Со временем у меня появились галлюцинации, сонливость, апатия. Я стал забывчивым. Меня начали раздражать яркие вспышки света, резкие запахи, странные монотонные звуки. Врачи диагностировали глиобластому. Это – рак головного мозга, с прогнозом на жизнь – максимум год. В тридцать пять лет я пережил серию тяжелейших операций, стал инвалидом. У меня удалили всю правую половину мозга. Как ни странно, я совершенно не утратил своих умственных способностей. Тем не менее, с преподавательской работы пришлось уйти. Бывшие коллеги и студенты от визитов ко мне воздерживались, как будто боялись заразиться. А, может, просто не знали, как себя вести с потенциальным покойником. Меня все списали. В том числе и супруга.