Голуби над куполами

– Допустим, вас тестируют, так как готовят в священнослужители. Но что здесь делаю я? В чем божий промысел в моем случае? В доведении меня до самоубийства? А, может, это – эксперимент, и Небеса проверяют нас на психологическую совместимость? Поскольку за пару лет мы друг дружку так и не сожрали, нам подкинули новых фигурантов. Теперь вся небесная канцелярия сидит с попкорном на облаке и потешается над нашим реалити-шоу.

– Не святотатствуй, Иван, грех это, – прошептал Русич, обхватив голову руками.

– Что с вами, батюшка? – испугался белорус. – Чем помочь?

– Да что-то в голову вступило, – виновато улыбнулся тот. – Само пройдет.

– В нашем возрасте само уже не проходит. Вы прилягте пока, а я чайку заварю.

– Спасибо, Ванюш, – скривился от боли отец Георгий, стягивая с головы лыжную шапочку «Мачо». – Подай-ка мне лучше мою скуфейку. Ее складки создают вокруг головы знамение креста – через минуту-другую боль должна отступить.

«О, великий угодниче Христов, страстотерпче и врачу многомилостивый Пантелеимоне! Умилосердися надо мною, грешным рабом, услыши стенание и вопль мой, умилостиви небеснаго верховнаго Врача душ и телес наших, да дарует ми исцеление от гнетущаго мя недуга…», – тихо прошелестело в полутьме подвала.

Глава 10 Джураев и Обама

Начало новой недели плена ознаменовалось очередной встречей с кавказцами. Мужчины, как обычно, были на взводе – от бандитов можно было ожидать чего угодно. Вот и на этот раз не обошлось без сюрпризов. Вначале Заман со своим безмолвным шнырем забрали готовую продукцию и пищевые отходы, затем спустили вниз четыре пятидесятикилограммовых мешка с сахаром, картонный ящик с провизией и большой хозяйственный пакет с какими-то вещами. Обрадованные пленники приняли его содержимое за одеяла, но там оказались ведро, швабра, совок, цинковый тазик, щетка для подметания, пятилитровая канистра с жидким мылом, упаковка кухонных мочалок, большая коробка стирального порошка, упаковка свечей, десять коробков спичек и рулон неразрезанных вафельных полотенец.

Закончив ревизию, Лялин поднял голову вверх.

– А где же одеяла?

Заман растопырил в стороны толстые короткие ручки.

– Нету! Муса сыказал: закаляться нада.

– Крепитесь, люди, скоро лето! – прошипел Паштет.

– Туды его в качель! – закашлялся мерзляк Иван.

– На все воля Божья! – осенил лоб крестом отец Георгий.

– Ну, а тряпки где? – нахмурился Юрий. – Чем мыть пол и посуду, чем вытирать стол?

– Тряпка тожэ нет. Сам сыделай, – указал тот пальчиком-сарделькой на рулон вафельных полотенец.

– Ну, а шампунь, гель для душа, зубная паста? Вы что, не понимаете, что цивилизованному человеку необходимы элементарные средства гигиены?

Заман нажал на кнопку подъемника, и тот задребезжал вверх.

– Муса сыказал: всех панимат, панималка отсохнет.

У Тетуха задергались на лице мышцы. Русич положил ему руку на плечо и слегка его сжал. Мужчина немного успокоился. И очень вовремя, так как минутой позже на верхней галерее появился Нияз в сопровождении невысокого коренастого паренька со спальным мешком подмышкой.

Кавказец, как обычно, был раздражен и искал к кому бы прицепиться.

– Что, гяуры, ищо живы? Жалка! Будете плоха работать, забрасаю вашу яму дымовыми шашками. Поняли, свиньи? Га-га-га.

Лялин был спокойнее психоаналитика.

– Че ж тут не понять? Мы на интеллект не жалуемся.

Реакция опера не понравилась бандиту. Он усмотрел в ней скрытую дерзость.

– Тхо диц ма де! Бид! – в бешенстве затрясся Нияз. – Закрой свой рот, дерьмо!

– Не вопрос! – присел Юрий на мешок с сахаром. На его губах играла миролюбивая улыбка, но правая рука то и дело сжимала кистевой эспандер, а мозг просчитывал варианты развития конфликтной ситуации. Последняя в любую секунду могла выйти из-под контроля. Если Владик с батюшкой и артистом слились со стенами и не отсвечивали, то Паштет демонстративно присел на соседний мешок. Вскинув голову вверх и поигрывая желваками, он дышал шумно и часто, как корова перед дойкой. Казалось, еще мгновение – и сжатая до упора пружина выстрелит…

– Кубики свои подбрось! – процедил сквозь зубы Лялин, стремясь переключить Пашкино внимание на другой объект.

Как ни странно, тот подчинился. Выпавшая комбинация ему не понравилась, и, к удовлетворению опера, тот потух.

Тем временем Нияз затолкнул на платформу паренька и нажал на кнопку. Подъемник задребезжал вниз.

– Вот вам ищо адын… гы-гы-гы, – дернул головой джигит, и его черная нечесаная грива тут же закрыла пол-лица. – Скора будит многа работа.

При ближайшем рассмотрении паренек оказался молодым мужчиной восточной наружности. Ширококостный, крепенький, с беззащитными, как у ребенка, глазами и печально опущенными уголками губ, он пошатывался на кривых ногах, боясь уронить на пол свой бесценный груз.

Тетух помог новичку спрыгнуть с платформы, забросил его спальник на свободные нары, жестом указал на скамейку у стола.

– Рахмат, – едва слышно прошептал тот.

– Павел, – протянул ему руку Паштет.

Бандиты уже собрались уходить, но Заман вдруг ударил себя по лбу пухлым кулачком:

– Савысэм забыл!