Голуби над куполами

Да бог уже с ними, с теми баранами. Их публичную казнь раз в году можно и пережить, а вот остальное… Остальное Юрий узнавал из криминальных сводок. Взять хотя бы массовое побоище на Хованском кладбище. В результате кровавых разборок между кавказцами и представителями очень Средней Азии несколько человек погибли, десятки были ранены, пострадали обычные посетители, оказавшиеся в «ненужное время в ненужном месте».

Лялин, как и многие муровцы, не был сторонником «политики открытых дверей» и свои аргументы мог бы сейчас озвучить, но поддерживать наглого урку не захотел.

– Где ваша толерантность, Павел? Где терпимость, мультикультурность, интернационализм? – кривил рот Бурак, не любивший разговоров о понаехавших. – По мне, так от мигрантов – сплошная польза, ибо они повышают конкуренцию, чем оздоравливают рынок труда. И пашут гастары до глубокой ночи, тогда, как «белые люди» давно потягивают пиво перед телевизором.

– Наплыв безграмотных канавокопателей прогресса не несет. Неквалифицированная рабсила тормозит рост производительности труда, провоцирует использование лопат вместо машин. Идет отток финансовых средств в Азию, утаиваются налоги, стимулируется коррупция. И самое печальное – размывается российская культура.

– А вы уверены, что сами являетесь чистокровным русаком?

– На сто процентов! Зуб даю, что даже татары нигде не потоптались!

– Конгениально! Насколько я помню ваш рассказ, Павел, папашку своего вы и в глаза не видели. В метрике прочерк стоит, так что… нагулять вас матушка могла от любого Алибабаевича, да простится мне мой французский.

Ничего более обидного в свой адрес Тетух никогда не слышал. Предположение о том, что он может быть отпрыском азиата, вызвало у мужчины атомную реакцию. Он вскочил на ноги столь стремительно, что Злыдень кубарем скатился с его плеча прямо под стол. Обама в ужасе отскочил от своей миски и беличьими прыжками метнулся прочь.

Пашка тем временем ухватил белоруса за края олимпийки и, приподняв его вверх, бросил прямо на мешки.

– Ты че, фуфломет, мне под панцирь лезешь? Какое тебе дело до моего происхождения? Если хочешь знать, я специально ДНК-тест на Y-гаплогруппу сдавал, чтоб убедиться в том, что я – истинно русский.

Вместо того чтобы промолчать, Бурак продолжал бодаться:

– Права была бабелевская мадам Криворучко: «Если у русского человека попадается хороший характер, так это, действительно, редкость».

Последняя реплика артиста завела Паштета еще больше. Он схватил Ивана за шиворот и трясонул его так, что очки последнего слетели с носа и грохнулись о бетонный пол.

– Япона мать! Вы что ж это, ушлепки, творите? – кинулся Лялин Бураку на подмогу. – Мало нам проблем с чуркобесами, так вы решили к ним собственные добавить?

Он завернул руку Павла назад и отбросил его от белоруса. Не удержавшись на ногах, Тетух приземлился прямо на очки. Те жалобно хрустнули и разломились пополам.

– Без них я слеп, как летучая мышь, – близоруко прищурился артист, поднимаясь с мешка. – Как я теперь буду работать?

– Не хрен было психа доставать! Знаешь ведь, что он самовоспламеняющийся – только чиркни, а все равно нарываешься.

Разгоряченный Пашка присел на скамью, сверля обидчиков зверским взглядом.

– Сам ты псих, мент поганый! А ты, алкаш бульбостановский, еще пожалеешь о своих гнусных намеках!

– Вот так и живем! – бросил Лялин в сторону перепуганного Джураева.

Тот сидел на краешке скамейки, сжавшись в комок. Мышцы его лица были напряжены. В межбровье залегли глубокие морщины, соединенные треугольником, смахивающим на Эйфелеву башню. В бегающих глазах плескался ужас. Шрамик от неискусно прооперированной заячьей губы покраснел. Плотно сжатые губы выдавали крайнюю степень озадаченности. – Так-то мы ребята неплохие, но больно уж нервные – бытие определяет сознание.

– Битие, – поправил опера ковыляющий к своим нарам Бурак. Его движения были робкими и неуверенными, а сам он походил на беспомощного щенка, то и дело натыкающегося на стены, коробки и мешки.

Владик в это время сосредоточенно прихлебывал чай, не обращая на потасовку ни малейшего внимания, отец Георгий сотворял молитву о примирении, Обама по-пластунски пробирался под стол, чтобы вновь забраться на колени Джураева, а Злыдень… тот вообще испарился, получив сотрясение мозга.

– Ты, Джами, нас не бойся, – похлопал опер таджика по плечу. – Мы тут тоже не по своей воле находимся. Меня Юрием зовут, я – полицейский. Иван Бурак – артист из Гродно, отец Георгий – священник.

– Пока просто монах, – уточнил Русич, – ибо еще не рукоположен во священство.

– Владик о себе ничего не помнит, – продолжил Лялин. – А Павел, он же Паштет… эээээ… мелкий предприниматель. Всех нас бандиты выкрали, бросили в подземелье, под страхом смерти принудили к рабскому труду.

Таджик поднял вверх затравленный взгляд.

– Бандиты? Па-чи-му?

Мужчины переглянулись.

– Патамушта, – перекривил его Пашка. – Ты что, по доброй воле сюда пришел?